– Гражданская жена, - уточнил Иван.

– ...носит фамилию - Козакова?

– Козак - моя фамилия по паспорту.

– А дэ твои документы?
– спросил Николай.
– Ты казав, що у тебя украинськый паспорт?..

– Да. Вот только я не знаю, у кого он. У меня его отобрали.

– А чому тодi балакаеш на кацапськiй мовi?

– А що, тут сплкуються тльки на укранськй?
– огрызнулся Иван.
– Я этого не заметил.

– Мыкола, кончай тут проводить хохляцкую линию!
– сказал третий из их компании, массивный, крепко сбитый парень лет двадцати восьми.
– Договорились же, что тут у нас нет белых и черных, "хохлов" и "кацапов"!..

– Куришь?
– спросил старший, пристально глядя на Козака.
– Угощайся!

– Спасибо, не откажусь.

Иван взял у "Саныча" сигарету, прикурил от его же зажигалки. С наслаждением сделал первую затяжку...

"Кто же вы такие, мать вашу?
– подумал он, разглядывая исподтишка эту троицу.
– За кого или за что тут кровь проливаете? И как вы сами здесь оказались, на далекой чужбине?.."

Беседа, больше смахивающая на допрос, проходила в том же небольшом каменном строении, в подвале которого их на пару с Джейн содержали под замком начиная с того момента, когда привезли сюда, на заброшенную ферму. Это было складское помещение, вероятней всего. В одном его углу сложены мешки с цементом, а также кое какой хозяйственный инвентарь - лопаты, метлы, несколько тачек. В другом углу, свободном от складского хлама, усевшись на перевернутую деревянную тару, беседовали четверо: Иван Козак и трое вооруженных мужчин.

Ночь и первую половину дня мужчина и женщина, чей статус все еще оставался до конца не определенным, провели отнюдь не на свободе, а в погребе, под замком.

Им дали кое что из продуктов и воду, а также два одеяла. Условия здесь оказались даже хуже, чем в той камере, где заложники провели минувшую ночь. Сидеть пришлось на полусгнивших деревянных поддонах. Ну а лежать на них и вовсе было неудобно.

Вместо сливного толчка - ведро с крышкой для отправления естественных нужд. Света в подвале нет, хотя лампочка и выключатель имеются в наличии (электричества, как понял Иван, нет и на всей этой брошенной хозяевами ферме).

В погребе было довольно прохладно.

Несмотря на сложные взаимоотношения со своим нынешним спутником, Джейн перебралась к нему. Дрожа от холода и нервного напряжения, она прижималась к Козаку всем телом; но не столько искала в сокамернике защиту, сколько пыталась согреться чужим теплом.

Время от времени раздавались шорохи и какие то царапающие звуки. Пару раз Джейн, когда ей казалось, что прямо по ногам пробежала крыса, принималась истошно визжать. Она вскакивала, пыталась биться кулачками в люковую дверь над их головой. Иван усаживал ее обратно и, хотя самому было тошно, убеждал, говоря вполголоса, что ей показалось, что никаких "грызунов" в этом подвале нет.

Что касается тех, кто их привез на эту ферму, то они, заперев двух подозрительных для них личностей в погреб, уехали. Но обещали вернуться; и ближе к полудню действительно вернулись.

Из приоткрытых дверей каменного строения доносятся звуки голосов - говорят по русски, но временами слышны и звуки арабской речи. В проем заглянул какой то смуглый тип в "разгрузке"... Он что то спросил на арабском... Старший жестом показал, что сейчас не до него, и тот куда то испарился.

Козак со своего места мог видеть также двух мужчин в камуфляже - эти возятся у стоящего на площадке перед складом пикапа "Тойота" с установленным на треноге в корме крупнокалиберным пулеметом.

– Не понимаю, почему меня и эту женщину закрыли ?
– негромко и как бы ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Козак.
– Вы нас освободили... спасибо вам за это. Но зачем же нас было в этот погреб запирать?

– Откуда нам знать, кто вы такие?
– глядя на него, сказал старший, мужчина лет сорока с крупными чертами лица, лысеющим лбом и цепким взглядом.
– Это, во первых. Во вторых, если бы мы вас отпустили... прямо там, на шоссе возле Марейи , вас бы наверняка захватили крысы из Аль Нусры или другие бандиты.

– Вы так думаете?

– Мы находимся в крайне опасном районе, дружище...Тут вся округа вплоть до северных окраин Халеба кишмя кишит "крысами"!

– Но вы же их не боитесь, Саныч?

– У нас половина отряда - местные. В том числе и перебежчики от "тапочников". И то мы подолгу не сидим на одном месте. Ужалим - и меняем дислокацию.

– Умно, - сказал Козак, чтобы хоть что то сказать.
– Толковая тактика... Так вы, значит, помогаете местным бить моджахедов?

– В меру наших скромных возможностей. Устраиваем засады на транспорты "тапочников"... Иногда совершаем ночные вылазки в город. Короче, ведем партизанскую войну в тылу у этих тварей.

– Что за город имеется в виду?

– Халеб. Ты мог слышать другое название - Алеппо.

– Слышал, но ни разу не бывал.

– А в Сирии?
– Антон посмотрел на спичку, которой он ковырял в зубах, затем перевел взгляд на Козака.
– Доводилось бывать раньше в этой стране?

Козак отрицательно покачал головой.

– Мы сейчас находимся километрах в десяти от городской окраины, - сказал старший.
– С октября прошлого года были в самом городе, держали вместе с самообороной район Хамдания, это юго запад Халеба. Потом было декабрьское контрнаступление Аль Нусры... Пришлось выйти оттуда, потому как силенок у нас не хватало. Да и армия начала заходить туда с бронетехникой, можно было попасть под раздачу... С тех пор - рейдируем. Не все выжили в тех боях, но костяк сохранился.