В страшно лиловое, как умерший закат, небо рвалось высокое пламя. Угольно — черные языки извивались лентами, грозно выстреливали вверх. Дым, а может и само пламя, не разберешь, поднимался густым мрачным облаком над широкими кругами камней. Издали высокие, правильной формы менгиры напоминали колонны разрушенного храма. Тусклая серая поверхность камней изрезана тонкими прожилками, будто разукрасили праздничными лентами, расшили золотом и самоцветами. Тонкие полоски горят и светятся жизнью, но темный огонь затмевает и этот цвет. Колорит блекнет на фоне густой и непроглядной черноты.

Звезд не видно, а может, и нет их вовсе в этом зловещем небе. Все цвета и краски исчезли над пожаром, и пускай небо даже усыпано звездами, сейчас видно только огонь — неистовый, жадный.

Обычно пламя торопиться уничтожить как можно больше до того, как успеют загасить, ведь радость огня скоротечна. Он либо гаснет сам, подыхает как голодный зверь, пожрав все, к чему способен дотянутся, либо его загоняют в угол и тушат. Темное пламя никуда не спешит, высокие языки тянуться вверх гордо и независимо. Он горит уже тысячи лет при нынешних хранителях, как горел до них, и будет после. Ему нет дела до забот смертных.

Фарамонд и дальше следил бы заворожено за танцем могучей стихии, но заметил громадную кривую тень под ногами. Призрачный холодный свет луны часто рождает кошмары, даже собственная тень здесь с уродливыми длинными лапами, на пальцах будто когти, а вместо головы старый горшок. Но этот громадный фантом не его, ведь собственный, пускай и выглядит чужим, но послушный — стоит неподвижно, а этот трепещет как тряпка на ветру, скользит быстро — быстро. Фарамонд поднял голову, посмотрел ввысь.

Огромный угольно — черный дракон величественно распростёр крылья, длинная, как у лошади, голова повернулась, глянула злыми кровавыми глазами. Фарамонд оторопел, в сердце будто вогнали холодную сталь, спина задеревенела. Рукой пошевелить и то удалось с трудом. Двигался как во сне, медленно и вяло. Колючий взгляд дракона скользнул дальше, и Фарамонд с облегчением вздохнул: Так ведь и помереть можно, не каждый выдержит на себе тяжелый взгляд зверя.

Чудовище сделало над руинами круг почета и начало снижаться. Подул сильный ветер, взмахи могучих крыльев гнали холодный воздух вперед вместе с пылью и мелким мусором. Кожу на лице и руках сразу защипало, будто покалывало тысячами мелких иголок. Дракон уже широко расставил лапы, каждая с коня размером, видны жуткие кривые когти, кажется, сейчас схватит и разорвет на части. Порывы ветра становились сильней, Фарамонд не удержался на ногах, упал на одно колено, склонил покорно голову: Пускай думают что приветствует, негоже рыцарю падать с ног как мальчишке.

С загривка дракона величественно воздел руку высокий человек с надвинутым на глаза капюшоном, пророкотал громогласно:

— Поднимись с колена, сын мой.

И хотя до земли еще не меньше сотни ярдов, Фарамонд услышал голос ясно и четко, будто и ветер вовсе не свистит в ушах.

— Да, владыка, — покорно ответил он, приложил кулак к груди. — Ваш покорный слуга рад приветствовать Вас!

Обрамленный призрачным светом, антрацитово — черный дракон выглядел особенно страшным, чешуя угрожающе сверкает, отливает металлом, сразу понятно, что никакое оружие, ни меч ни топор ни даже Аркан не пробьют эту броню толщиной с ладонь. Дракона оберегает власть и могущество Архата, небесный скакун также неуязвим как и его хозяин.

Дракон чуть снизился, громадные кожистые крылья застлали небо, стало темно как ночью, тусклые лучи ночного светила не могли справиться с густой чернотой и глянцевым блеском шкуры зверя. Да что там, даже солнце не могло пробиться сквозь пропитавшееся мраком тело.

Высокая широкоплечая фигура в длинных черных одеждах, махнула рукой, что — то указала, дракон камнем пошел вниз, стремительно как ястреб, что увидел добычу. Сердца всех, кто сейчас смотрел на зловещего черного ящера сжимались в страхе при виде такой несокрушимой мощи над головой. Фарамонд тоже мимо воли вздрогнул, ладони стали холодными и влажными, воздух пробкой застрял в груди.

Дракон тяжело опустился на землю, та задрожала, крепкий серый гранит разлетелся в стороны комками, как самая обычная почва. В лицо Фарамонду полетели тысячи мелких каменных осколков, острые как кусочки стекла, они секли кожу. Благо успел закрыться плащом, но некоторые особо подлые осколки пробились и сквозь крепкую кожу. Когда громкий треск и скрежет утихли, Фарамонд опустил руку, пыль и каменная крошка посыпались грудой наземь.

Ящер сидел совсем рядом, чувствовалось его тяжелое смрадное дыхание. Воздух заполнился тошнотворным запахом гнили, будто засунул нос в помойную яму. Длинная рогатая голова склонилась к земле, красные глаза смотрят люто, будто ищут, кого проглотить, а из пасти наружу торчат такие же черные как и чешуя, кинжалы клыков. Каждый зуб с человека размером, а глаза — живой кошмар, человек со слабой волей просто падал замертво. Сердце не может выдержать такого страха, дикая животная паника… Фарамонд поспешно зажмурился, отвернулся от древнего чудовища. Таких как этот ящер остались единицы, реликт, пережиток прошлого. Хотя он слышал, что в отдаленных мирах есть целые цивилизации этих чудовищ.

Голос сзади прозвучал страшно, и неожиданно, как выстрел. У барона в груди все застыло, словно сердце превратилось в глыбу льда. Он даже не сразу понял, что сказал владыка:

— Добро пожаловать домой, сын мой.

Иноземье. Руины Харна. Шахарн.

Фарамонд переступал с ноги на ногу у входа. Заходить не решался, ждал, пока Владыка подаст знак. В здание совета двенадцати без позволения не зайдешь, стражи изрубят на месте, разве что ты Архонт, тем закон не писан. Они сами — Закон.