– Святое небо!

Вульф отодвинул назад свое кресло и сказал решительно:

– Арчи, пойми следующее: как человек действия ты приемлем, ты даже компетентен. Но ни на одну минуту я не мог бы примириться с тобой, как с психологом. Я пошел спать.

В разные времена я слышал разные, но отнюдь не шуточные высказывания Вульфа об убийстве.

Однажды он заявил, что ни один человек не сумел бы совершить предумышленное убийство, не оставив никаких следов. Говорил он также, что единственный способ совершить «идеальное убийство» и избегнуть разоблачения, несмотря на находчивость преследователей и не полагаясь на свое счастье, это действовать экспромтом, дождаться подходящей минуты, скрывая свои мысли решительно ото всех, и нанести удар в тот момент, когда позволят обстоятельства. Он добавил, что только люди, которые не слишком торопятся, могут позволить себе роскошь прибегнуть к «импровизированному убийству».

К вечеру вторника я был уверен в одной вещи, касающейся смерти Б.Р. Гаррисона, федерального судьи из Индианаполиса: если все же это было убийство, то, конечно, «импровизированное». Мне бы хотелось сразу же сказать еще одно: я знаю, когда задание мне не по силам. Я никогда не пытаюсь представить дело таким образом, будто я могу все. Поль Чапин не пробыл и трех минут в конторе Вульфа в понедельник вечером, как я увидел, что он для меня совершенно непонятен. Если вас интересует мое мнение, то на этом сборище он держался прекрасно!

Люди темные и непонятные сбивают меня с толку. Вот с разборными картинками такого никогда не бывает: пусть картина распилена на сотни кусочков, которые на первый взгляд совсем не подходят один к другому, но я приведу их к первоначальному виду. В воскресенье это было проделано мной сорока путями.

Шесть часов во вторник я потратил, выясняя картину смерти судьи Гаррисона: читал донесения людей Баскома, беседовал с шестью свидетелями, включая тридцатиминутный разговор по междугородному телефону с Филмором Коллардом. И провел это по всем направлениям только с двумя перерывами для еды.

В итоге я пришел к трем выводам.

Первый: если это убийство, то «импровизированное».

Второй: если кто-либо и убил его, то это Поль Чапин.

Третий: что у меня было столько же шансов доказать это, как и доказать, что честность – лучшая политика.

Это произошло пять месяцев назад. Правда, последующие события, начиная с получения по почте стихотворных предупреждений, напечатанных на машинке, не давали потускнеть воспоминаниям о них.

Поль Чапин ездил в Гарвард с Леопольдом Элкасом, хирургом. Последний ездил туда на выпускной вечер к сыну. Судья Гаррисон приехал по той же причине из Индианаполиса. Элкас сказал мне, что Дреммонд был уже там потому, что ежегодно на него нападало непреодолимое сомнение в том, что он действительно закончил этот знаменитый университет, И он возвращался туда каждый июнь, чтобы приобрести уверенность в этом. Элкас очень любил Дреммонда.

Кэбот и Сидней Ланг находились в Бостоне по делам, а Бауэн был гостем в доме Теодора Джейса. По-видимому, они замышляли какую-то финансовую операцию.

Так или иначе, Филмор Коллард связался со своими бывшими однокашниками и пригласил их к себе на уик-энд на свою виллу близ Марблхеда. Их было более дюжины.

В субботу после обеда, с наступлением темноты, они отправились на прогулку по окрестностям и добрались до края стофутового утеса, у подножия которого с грохотом разбивался прибой среди беспорядочного нагромождения скал… Четверо, среди них Кэбот и Элкас, остались дома играть в бридж. Поль Чапин увязался с гуляющими, группа разделилась: одни, во главе с Коллардом, направились к конюшням посмотреть на заболевшую лошадь, кое-кто двинулся назад к дому, человека два отстали. Примерно через час они хватились Гаррисона, но встревожились по-настоящему лишь к полуночи. Рассвело до того, как наступил полный отлив, так что им удалось найти изувеченное тело Гаррисона у подножия утеса – оно застряло между скал.

Трагическое происшествие и испорченный уик-энд. Никто не усмотрел в случившемся ничего особенного до следующей среды, когда каждый из них получил по почте напечатанное на машинке стихотворение. Оно очень много говорило о личности Поля Чапина и его качествах. Во всяком случае, никто не сомневался, что он является автором.

Кэбот пояснил, что в этой уверенности их укрепило сходство между трагической гибелью судьи Гаррисона и тем несчастным случаем, жертвой которого много лет назад стал сам Поль Чапин. Он тоже упал с большой высоты.

Они собирались вместе, обсуждали случившееся, вспоминали, сопоставляли. Прошло уже четыре дня, и в их утверждениях было много разногласий. Некто Мейер, живущий в Бостоне, говорил в субботу вечером, что, когда он ушел, Гаррисон сидел на краю утеса, смотря на прибой. Он даже крикнул ему шутливо, чтобы, прыгая вниз, судья не забыл дернуть за кольцо своего парашюта. Поблизости больше никого не было.

Они пытались восстановить в памяти все в отношении поведения Чапина.

Двое были убеждены, что он поплелся, хромая, за идущей группой, направляющейся к дому, присоединился к ним на веранде и вместе с ними вошел в дом.

Бауэну показалось, что он его видел возле конюшни. А Сидней Лонг видел, как он читал книгу вскоре после возвращения группы, и считал, что Поль не поднимался с места.

Вся «Лига» была теперь занята этим вопросом, потому что они все получили «предупреждения». Их совещание ничего не дало потому, что в их рядах не было единомыслия. Леопольд Элкас считал Чапина непричастным к предупреждениям и советовал искать преступника в другом месте. Кое-кто настаивал на том, чтобы передать это дело полиции. Но их разубедили, главным образом Хиббард, Бартон и Элкас.