Ее кто-то укусил.

— Мам, все нормально. Не стоит волноваться за мою учебу. Ты не волновалась за меня, когда я была там. А сейчас, когда я здесь и… В общем не стоит начинать, мам, это ни к чему.

— Как ты разговариваешь с матерью? — воскликнула мама. — Я разве была плохой? К твоему сведению — это ты вляпалась тогда в передрягу с этим…мальчиком, только вспомни. Я же пылинки с тебя сдувала, лечила, заботилась, а потом…

— А потом ты, мама, отправила меня к своей матери. И да, Стаса не трогай. Хоть он и виноват, но не нужно ворошить прошлое. Мне неприятен этот разговор. С твоего позволения — я хочу его закончить.

— Ну уж нет. Я молчать не собираюсь. Меня родная дочурка грязью поливает, а я молчать должна? Я в Москве на заднице ровно не сижу, я плачу за твое обучение, так, на минуточку, я тружусь день и ночь, а ты, неблагодарная маленькая…

— Быстро успокоилась! — вдруг вторглась бабушка, перебивая разозлившуюся мать. В ее глазах был замечен блеск, но это не тот блеск, что возникает перед слезами — нет. Он был победным, она словно возвышалась надо мной, выкрикивая каждое слово в мою сторону.

— Как же хорошо, что твоего обидчика наказали. А ты сидишь тут, сложа руки, и еще кричишь, и обвиняешь меня в том, что я не забочусь о тебе? Ну спасибо, дочурка, счастливого нового года! — воскликнула мать, грубо задвинув за собой стул под обеденный стол. — Да я зад свой рвала, лишь бы тебе было хорошо, как ты не понимаешь? Я о тебе пекусь, а ты… Слава Богу, ты уже не вспомнишь о том кошмаре, — мама глубоко выдохнула, после чего я наконец заговорила, еле дыша.

— Что значит: его наказали? Что значит: я не вспомню?

— Да потому что он уже никогда не появится в твоей жизни! Слышишь, никогда! Он не причинит тебе больше вреда, доченька, — мать подлетела ко мне, обхватывая руками мое лицо. — Пойми. Этот кошмар больше никогда не повторится. Стас никогда не появится у тебя на пути, он больше не помешает…

— Что с ним? — четко проговорила я.

— Она разве не знает? — проговорила мама, повернувшись лицом к бабушке. Та, отрицательно покачав головой, стыдливо отвела глаза. Лишний раз она не смотрела в мою сторону, будто что-то ей мешало, что-то отталкивало.

— Что я не знаю? Мама…

— Том, ты только успокойся. И помни — я ни в чем не виновата. Так распорядился Бог и мы не вправе все вернуть назад, понимаешь?

— Мама, что с ним? — истерически прикрикнула я.

— С ним все хорошо. С ним, уже, все хорошо.

— Если ты сейчас мне не…

— Он умер, Тома, умер. Месяц назад он повесился и… В общем, вот. Мы хотели скрыть это от тебя, но, видимо, судьба распорядилась иначе. Ты, главное — не расстраивайся, слышишь? Жизнь на этом не заканчивается, нужно идти вперед, понимаешь? Он — псих, полный кретин, который издевался над тобой. Сейчас все позади. Он тебя больше не тронет. Он ушел, Томочка. Нужно продолжать двигаться…

— Нет. Нет. Нет! Этого не может быть, мама, нет! — из глаз брызнули слезы. Неужели кроме ненависти к этому человеку я чувствовала что-то еще? Неужели он стал мне дорог? Он и дорог — два не связующих звена, они полностью противоположны, но как правило: все противоположное притягивается друг к другу.

— Я тебе не верю. Этого просто не могло произойти. Нет! — вновь воскликнула я, утирая дорожки слез, которые словно проникали в мою кожу и кричали: «Жив!»

— Но это так, — я отпрянула от матери, уходя все дальше от своих родных.

Родные ли они вообще после всего этого? Месяц. Месяц прошел… Нет. НЕТ!

— Томочка, хочешь, мы переведем тебя в Москву? Ты будешь учиться там — у нас под присмотром, — пыталась перевести тему.

— Я не верю. Не верю тебе… — еле слышно проговорила я, убежав к себе в комнату, закрывав дверь на ключ. Оседая на холодный пол, я дала волю эмоциям. Внутри меня что-то болезненно сжималось. В области грудной клетки становилось жарко. Слишком жарко, чтобы вновь вздохнуть, заговорить, поверить…

Хотелось кричать от всей этой горечи и обиды на весь мир. Он не мог. Не мог. Он был таким сильным. Он не псих. Он самый дорогой человек. Самый близкий. Самый-самый…

Почему он ушел? Почему так легко расстался с жизнью? Почему оставил меня одну…

— Какой же ты слабак… Стас, черт подери, ты предатель. Как ты мог? — шептала я в ночную тишину детской комнаты, вспоминая лучшие моменты с ним.

Чувствуя, что даже дождь не сможет смыть мою боль. Остается только вспоминать.

Вспоминай касания руки… Дождем смоет слезы и, глядя на звезды, просто подумай обо мне. Вспоминай обо мне! Поцелуй в последний раз — ты меня не знаешь. Мы расстанемся сейчас, сердце не поранишь. Вспоминай от заката до рассвета время поисков любви… Вспоминай… — шептали стены.