Шрифт:
И генераловы адъютанты, что делили с ним каравай, озверели, почуяли ненависть. Набросились они на своих товарищей, стали убивать друг друга, втыкать ножи в животы, рвать зубами плоть, вырывать языки и глаза. И убили они друг друга и умерли.
А все, кто видел это, сошли с ума и убежали в лес.
Вот такая у Красной Армии сила!
А потом все исчезло.
Снова серый потолок, шум дождя за окном и свернувшийся теплым калачиком кот в ногах. Еще немного полежать – и можно будет встать, подойти к окну и закурить, глядя в еще черно-синее утреннее небо.
Петр взглянул на часы: пять утра. Спать уже не хотелось.
На кухне сидел Герман. Он пил чай.
— Как ты? – спросил он, увидев Петра.
— Вроде жив, — отшутился тот. – Даже голова не болит.
— Вчера ты сильно напугал меня.
— Как говорила королева Виктория, мне уже лучше, — он улыбнулся и полез в шкаф за банкой молотого кофе.
Ему действительно было лучше.
— Уверен?
— Да.
— Через полчаса я уйду на работу. Ты сможешь сегодня позвонить Грановскому? – осторожно спросил Герман.
Петр стиснул зубы. Почему-то ему захотелось ударить Германа в лицо.
— Да, — ответил он, — Я позвоню.
Так начался второй день его новой жизни.
***
Петр панически боялся телефонных звонков. Боялся принимать звонки, но еще больше – звонить. Особенно незнакомцам. Необходимость позвонить незнакомому человеку порой повергала его в дремучий, тягостный ужас, от которого можно было избавиться только одним способом – разбить телефон об пол и никогда больше о нем не вспоминать.
Поэтому перед звонком Грановскому Петр два часа просидел за компьютером, уныло уткнувшись лицом в монитор и временами поглядывая на лежащий рядом листок бумаги с номером.
Наконец он закурил, зажал сигарету в зубах, снова взял в руку телефон и набрал номер.
Каждый гудок отзывался ползучим шорохом под черепной коробкой.
— Да, я вас слушаю.
Петр вздрогнул.
— Добрый день. Илья Валерьевич?
— Да, это я. Слушаю вас.
— Меня зовут Петр Смородин. Я насчет работы…
— Да-да! – голос Грановского смягчился. – Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
— Двадцать пять.
— Замечательно. В каком районе вы живете?
— Недалеко от Приморской.
— Хорошо. Музей находится в Басковом переулке, это десять минут от станции «Чернышевская». Смены ночные по десять часов, плачу двести рублей в час. График – ночь через ночь. Это устраивает вас?
— Конечно, конечно…
— Вот и отлично. Подробнее о работе я расскажу, когда вы придете сюда. А сейчас хочу задать вам еще пару вопросов, если не возражаете.
— Конечно.
— Вы читали Юлиана Фейха?
— Да, — соврал Петр.
— Это очень хорошо. А есть ли у вас стихотворение Фейха, которое вы могли бы назвать своим любимым?
— Даже не могу сразу ответить… Разве что навскидку…
Растягивая слова до неприличия, Петр лихорадочно вбивал в поисковик «Юлиан Фейх». Первое стихотворение, которое появилось в списке, называлось «У меня есть глаза».
— Наверное, все-таки «У меня есть глаза».
— Замечательно! – обрадовался Грановский. – Стихотворение действительно гениальное, даже одним своим названием! Приходите сегодня в любое время до двадцати часов на Басков переулок, дом 21, квартира 2. Второй этаж. Дверь будет открыта, вы сразу узнаете её по строке из стихотворения.
— Хорошо, я приду часа в четыре.
— Замечательно! Буду ждать вас! До встречи!
Грановский повесил трубку.
Петр выдохнул и с силой вдавил сигарету в пепельницу, точно хотел придавить ею страшное насекомое.
С подоконника на него смотрел кот.
Зачем ты обманываешь себя? Зачем ты с таким упорством продолжаешь твердить, что тебе хорошо, что так и надо, что все идет по задуманному плану? Этого ты хотел? Об этом мечтал? Ты хотел остаться один – ты получил одиночество; наслаждайся же им, столь желанным и наконец достигнутым! Ты думал, что вот она – твоя стихия, теперь ты один и сможешь осуществить свою мечту: заполнить все вокруг собой и только собой. «Здесь живу только я» — говорил ты себе, ощущая во рту сладость этих упоительных слов, слов бога. «Здесь живу только я» — было написано на двери в этом страшном сне. И эти слова совсем недавно ты произнес с такой болью – об этой боли ты мечтал?
Петр закрыл глаза.
Ты хотел заполнить все вокруг собой, но только опустошил себя. Ты пуст. Абсолютно пуст. Тебя нет. Тебя не волнует время – ты над ним властен, сам себе бог, но что эта власть? Вспомни полковника Курца из твоего любимого фильма – он тоже сбежал от мира, окружив себя теми, кто считал его богом. Да, он действительно стал богом, как и ты, окруживший себя самим собой. Вспомни, как ты попытался сбежать от себя, от этой беспросветной пустоты одиночества, которой ты стал. Ты встречал женщин. Их было две – за все эти три года. Лучше бы не встречал – вторая из них отчетливо показала, кто ты, объяснила на пальцах, по буквам: тебя нет.