Элина (говорить что-то про себя).

Карено. Что?

Элина. Ничего. Я не буду об этом говорить.

Карено. Если опять речь о твоих родителях, то лучше молчи.

Элина. Мне кажется, легче всего обратиться к ним.

Карено. Тысячу раз мы уж говорили об этом. Они нам помогут, но начнут меня уговаривать, а я на уступки не пойду. Они богатые и богобоязненные крестьяне. Они не понимают меня. Я этим ничего не хочу сказать дурного, это честные люди, они молятся за меня. Ничего подобного я не видел. Они молятся, чтобы я устроился и сделался профессором. Я на это ничем не могу ответить. Я не смеюсь над ними, Элина, но, право, не знаю, должен ли я, пожертвовать для них хоть одним словом.

Элина. Но можешь предоставить мне переговорить с отцом и матерью. Ты даже не узнал бы об этом.

Карено (смущенно, сердечно). Элина, ты такая добрая… Го-споди, как ты добра! Но, я уверен, ты сама не знаешь, чего от меня требуешь. Возвращаясь от своих родителей, ты каждый раз должна была бы кричать мне: — «3акрой глаза, Ивар, у меня руки полны подарков».

Элина. Я никогда не слышала, что нужно отказаться от помощи, если в ней нуждаешься.

Карено (выпускает ее руку; убежденно). Меня невозможно по-бедить, Элина; никто и ничто не может меня победить. Я не дам ни обольстить ни купить себя. Во мне течет кровь маленького упрямого народа. Я не из здешней страны; мой предок был финн: меня зовут Ивар Карено.

Элина. А опись имущества?

Карено. Да, опись! (Слышен стук садовой калитки, он вздрагивает). А! Что там?

Ингеборг (быстро входить).

Карено (облегченно). А, это Ингеборг.

Элина (подозрительно). Да, это Ингеборг. Не понимаю, чему здесь радоваться?

Карено. Радоваться?.. Нет… Я думал, что это идут другие… Милая Ингеборг, ты ведь не станешь нас описывать, что? И не снимешь крыши над нами? Господь с тобою. Я совсем повеселел.

Ингеборг (удивленно). Я ходила по поручению барышни.

Карено. Подумай, как странно: эта маленькая радость так хорошо на меня подействовала. Впрочем, Элина, я должен сказать, что нам собственно жаловаться нечего. Нужно быть философом; не надо слишком привязываться к одному месту и чувствовать себя сытым. Нужно уметь жить сво-бодной птицей. Пусть они берут крышу.

Элина (молчит).

Карено. Кроме того, это только вопрос времени, потом все уладится, — говорю я. Слава Богу, я умею работать. Это они увидят. (Уходит.)

Ингеборг (которая все время порывалась что-то сказать). Да, он придет.

Элина. Тсс…

Карено (оборачивается). Кто придет?

Элина. Ах, не к тебе!

Карено. Не ко мне? (Уходить в дверь веранды.)

Элина. Он придет?

Ингеборг. Да. Он сказал — завтра.

Элина. Хорошо.

Ингеборг (хочет уйти).

Элина. Неужели так трудно взять с собой эту корзину? Ничего не видит… Бог знает, что у тебя в голове.

Ингеборг (недоумевающе сморит, берет корзину и уходит черным ходом в дом).

Элина (кричит ей вслед). Барин не должен знать, где ты была. Понимаешь?

Карено (возвращается с книгами, бумагой и письменными принадлежностями). Где Ингеборг?

Элина. Соскучился по ней?

Карено. Я хотел попросить ее заправить к вeчepy лампу. В ней нет керосину.

Элина. А мне этого нельзя доверять?

Карено. Милая, дорогая, конечно, лучше, если бы ты сделала это… Тогда мои бумаги останутся в порядке.

Элина. Удивительно, что ты вечно думаешь об Ингеборг. Моего отсутствия ты, верно, никогда не замечаешь?

Карена. Что? Я не замечаю? (Смеется.) Какие глупости!

Элина. Мы в так кажется.

Карена. Да, но ты никогда и не уходишь. Ты либо в комнате, либо на кухне. Я ведь всегда могу тебя найти. Я знаю, что ты всегда со мной.

Элина. Ты не должен быть так уверен.

Карена. Что ты говоришь? Я не должен быть уверен, что ты со мною?

Элина (меняя тон, принужденно смеется). Ты не должен быть уверен, что всегда знаешь, где я.