Наконецъ, посл нсколькихъ часовъ отчаяннаго напряженія онъ немного успокоился, слъ за столъ и нашелъ выраженіе своему. настроенію. Онъ писалъ одну строфу за другой.

Вошла фру Ханка,

Она вошла, какъ всегда, очень быстро, держась за сердце, постоянно бившееся посл быстраго подъема на лстницу, и смущенно улыбаясь посреди комнаты. И сколько бы она ни входила въ эту комнату, она всегда бывала смущена въ первую минуту и говорила, чтобъ придать себ храбрости:

"Здсь живетъ господинъ Иргенсъ?"

Но сегодня Иргенсъ былъ не въ настроеніи шутить, она тотчасъ же это поняла и спросила, что случилось. А когда узнала о его гор, ею овладлъ гнвъ, неподдльный гнвъ; что за несправедливости, что за скандалъ… Мильде получилъ премію!

"Это плата за портретъ Паульсберга", сказалъ Иргенсъ. "Ну, тутъ ничего не подлаешь, не принимай такъ близко къ сердцу. Я самъ простилъ это имъ".

"Да, ты переносишь это такъ красиво, я не понимаю, какъ ты…"

"На меня это не имло другого дйствія, только привело меня въ озлобленіе. Это не согнетъ меня!"

"Я не понимаю", сказала она: "нтъ, я не понимаю. Ты приложилъ къ прошенію твою послднюю книгу?"

"Конечно… да, мою послднюю книгу. Это совершенно такъ, какъ будто я никогда и не писалъ книги, не очень-то расхваливаютъ ее, пока еще ни разу да говорили объ этомъ". — И, раздраженный мыслью, что дйствительно ни въ одной газет не было упомянуто до сихъ поръ о его книг, онъ стиснулъ зубы и началъ ходить по комнат. Но въ будущемъ онъ поведетъ другую игру; тогда почувствуютъ, что его перо можетъ размахнуться. Онъ взялъ исписанный листъ со стола; и сказалъ: "Вотъ у меня здсь небольшое стихотвореньице; я только что написалъ его; чернила еще не высохли".

"Ахъ, прочти мн его", попросила она. Они сли на диванъ, и онъ прочелъ дв-три строфы съ такимъ видомъ, какъ будто это было королевское посланіе.

"Я думаю, что это будетъ недурно!" сказалъ онъ, какъ бы про себя. Она посмотрла на него смущенно.

"Не нужно быть озлобленнымъ, Иргенсъ!" сказала она. "У тебя для этого вс основанія, но все-таки не нужно, — милый! Вдь ты можешь жить и безъ преміи, — человкъ, пишущій такіе стихи, какъ ты! Вдь ты единственный".

"Да, но, милая Ханка, какая польза въ томъ, что я единственный? Ты сама видишь, объ этихъ стихотвореніяхъ не упоминается ни въ одной газет, вотъ и все!"

Въ первый разъ, въ самый первый разъ у фру Ханки явилось чувство, что ея герой и поэтъ мене силенъ, чмъ обыкновенно. У нея сжалось сердце, онъ не переноситъ своего разочарованія съ присущей ему гордостью. Она пристальне посмотрла на него; неудача, которую ему пришлось перенести, длала его каріе глаза блдне, губы были стиснуты и ноздри раздувались отъ волненія. Но это была лишь мимолетная мысль, мелькнувшая въ ея душ.

Онъ сказалъ:

"Ты бы мн могла между прочимъ оказать очень большую услугу, — заинтересовать Грегерсена моей книгой, чтобы о ней наконецъ заговорили". Но замтивъ, что она смотритъ на него все внимательне, почти испытующе, онъ прибавилъ: "Конечно, не прямо проситъ его объ этомъ и не насилуя себя, я хочу только сказать, только намекнуть ему".

Неужели это былъ Иргенсъ? Но она тотчасъ же вспомнила, въ какомъ тяжеломъ положеніи онъ находился въ данную минуту; въ сущности, онъ былъ одинъ одинешенекъ и боролся противъ заговора; это вполн его извиняло. Собственно говоря, она сама должна была сдлать этотъ шагъ по отношенію къ Грегерсену, и этимъ она избавила бы своего поэта отъ униженія просить ее объ этомъ. Да, она непремнно поговоритъ съ Грегерсеномъ; стыдно, что она объ этомъ раньше не подумала.

И Иргенсъ благодарилъ ее отъ всего сердца; его горечь, злоба исчезли. Они оба сидли на диван и молчали; она сказала:

"Ты знаешь. Нтъ, мн чуть было не пришлось плохо съ твоимъ краснымъ галстукомъ, который я какъ-то получила отъ тебя. Ну, да это еще счастливо кончилось; но онъ его видлъ".

"Онъ его видлъ? Какъ можешь ты бытъ такой неосторожной! Что же онъ сказалъ?"

"Ничего. Онъ никогда ничего не говоритъ. Я носила его здсь, на груди, и онъ выпалъ. Не будемъ больше говорить объ этомъ, это пустяки… Когда я тебя снова увижу?"

Всегда, всегда она была такъ нжна къ нему; Иргенсъ взялъ ея руку и гладилъ ее. Какъ онъ былъ счастливъ, что она съ нимъ. Она была единственная, которая хорошо къ нему относилась, на всемъ свт онъ имлъ лишь ее одну.

— Но какъ же будетъ, если она не подетъ въ деревню?

Нтъ, она не подетъ. И она прямо разсказала ему, какъ она убдила въ этомъ мужа, ей это; совсмъ не трудно было, онъ тотчасъ же согласился. Но по отношенію къ дтямъ это немного несправедливо.

"Да", — отвтилъ Иргенсъ. И вдругъ онъ тихо прибавилъ: