"Вы разв не были въ дом? сказалъ Олэ, — онъ замтилъ, что Гольдевинъ только что былъ страшно чмъ-то возбужденъ, глаза его были красные, влажные.

"Въ дом? Нтъ, слава Богу, я не былъ такимъ неосторожнымъ, чтобы тотчасъ же позвонитъ, кто знаетъ, можетъ бытъ тамъ больная въ дом? Нтъ, я какъ разъ стоялъ и читалъ карточку на дверяхъ, когда вы пришли… А какъ вы поживаете, господинъ Генрихсенъ, а фрекенъ?"

"Благодарю васъ, Агат немного нездоровилось эти дни. Не хотите ли вы войти вмст? Ахъ, пожалуйста, она не можетъ выходить изъ комнаты".

"Нтъ, нтъ, благодарю васъ, не теперь. Нтъ, я долженъ попробовать отыскать своего знакомаго; это нужно скоре сдлать". Гольдевинъ поклонился и спустился на-нсколько ступеней. Потомъ онъ опять вернулся и сказалъ: "надюсь, ничего серьезнаго нтъ съ фрекенъ Агатой?! Мн казалось, что я нсколько дней уже ея не видлъ, васъ я видлъ нсколько разъ мелькомъ на улиц, а фрекенъ нтъ".

"Нтъ ничего серьезнаго, завтра она выйдетъ, по всей вроятности, просто легкая простуда".

"Извините меня, что я такъ нескромно спрашиваю и допытываюсь", сказалъ Гольдевинъ съ присущимъ ему спокойствіемъ. "Я намреваюсь писать домой сегодня вечеромъ, и это было бы такъ пріятно, если бъ я могъ передать отъ нея поклонъ. Еще разъ тысячу извиненій".

Гольдевинъ приподнялъ шляпу и пошелъ.

Олэ нашелъ свою невсту въ ея комнат, она читала. Когда Олэ вошелъ, она бросила книгу на столъ и бросилась къ нему навстрчу. Она здорова, совсмъ здорова. Пусть онъ пощупаетъ ея пульсъ, никакой лихорадки больше! Ахъ, какъ она заране радуется воскресенью. Олэ опять началъ длать ей выговоръ, что нужно быть осторожне, нужно особенно тепло одться для прогулки, — поняла? Тидеманъ тоже сказалъ, что такія раннія поздки опасны.

— И она будетъ хозяйкой, подумать только, какъ это будетъ мило! Маленькая женка, маленькая женка!

— Что это была за книга, которую она сейчасъ читала?

"Ахъ, это только стихотворенія Иргенса", сказала она.

"Не говори "только", про стихотворенія Иргенса, вдь ты сама находила также ихъ очень красивыми".

"Да, но я уже читала ихъ разъ; я ихъ знаю, вотъ почему я сказала "только"… хозяйкой, ты говоришь? Богъ знаетъ, какой я буду въ роли хозяйки! Будетъ это очень важно"?

"Какая ты глупенькая, важно? Понимаешь ты, просто прогулка на катер, кофе, пиво и бутерброды… Да, — вотъ еще что, я встртилъ на лстниц Гольдевина; онъ искалъ какого-то человка и ни за что не хотлъ войти со мной вмст".

"Ты пригласилъ его на эту поздку?" воскликнула Агата. И она была очень огорчена, узнавъ, что Олэ забылъ это сдлать. Онъ долженъ былъ ей общать, что поправитъ дло и отыщетъ Гольдевина въ теченіе этой недли.

Поздно въ субботу Тидеманъ позвонилъ къ Генрихсену и пожелалъ говорить съ Олэ. — Нтъ, спасибо, онъ не хочетъ войти, черезчуръ поздно, ему нужно переговорить объ одной пустяшной вещи съ Олэ.

Когда Олэ вышелъ къ нему, онъ тотчасъ же увидлъ, что дло серьезное; онъ спросилъ, выйдутъ ли они на улицу, или пойдутъ въ контору. Тидеманъ отвчалъ, что ему это безразлично. Тогда они пошли въ контору.

Тидеманъ положилъ телеграмму на прилавокъ и сказалъ глухимъ голосомъ.

"Съ моей торговлей рожью не ладно, Олэ. Въ данную минуту рожь въ нормальномъ положеніи, и Россія сняла свое запрещеніе на вывозъ".

Россія въ самомъ дл сняла свой запретъ. Неожиданно хорошія надежды на предстоящій урожай, которыя появились на бирж съ нкотораго времени, оправдались, и это въ соединеніи съ громадными запасами прежнихъ годовъ сдлало излишними строгія распоряженія русскаго правительства. Голодъ кончился, запрещеніе о вывоз было снято. Россія и Финляндія были снова открыты… Вотъ, каково было содержаніе телеграммы.

Олэ сидлъ нкоторое время молча. Это былъ ужасный ударъ. Въ первое мгновеніе всевозможныя мысли пробжали въ его голов; а что, если телеграмма была ложной, биржевая утка, подкупленная измна? Потомъ онъ снова посмотрлъ на подпись солиднаго агента, — въ немъ нельзя было сомнваться. Но было ли слышно когда-нибудь что-нибудь подобное. Правительство страны сыграло дурака и съ открытыми глазами вело самоуничтожающіе маневры. Это было еще хуже, чмъ въ 1859 году, гд въ самое время жатвы было снято запрещеніе, и вс рынки благодаря этому были потрясены до самаго основанія. Да, но тогда была война…

Маленькіе часы на стн тикали и шли, тикали и продолжали спокойно итти.

"Ты можешь вполн положиться на телеграмму?" спросилъ, наконецъ, Олэ.

"Да, телеграмма, къ сожалнію, достаточно положительная", возразилъ Тидеманъ. "Мой агентъ два раза телеграфировалъ вчера: Продавайте, продавайте! Я продавалъ, что можно было, продавалъ съ убыткомъ, продавалъ по теперешней цн; но что изъ этого вышло? Повришь ты, я вчера страшно много потерялъ!"

"Да, но не спши теперь, давай обдумаемъ это дло. Почему ты вчера же не пришелъ ко мн? Это я, кажется, могъ отъ тебя ожидать, Андрей?"