И уселись, и принялись между собой толковать, и события многолетней и многовековой давности, перемешавшиеся в их ветхой памяти: война немцев с французами, северное сияние кровавого цвета, гибель уездного врача Пауля Фёйна, перевернувшегося на паруснике, пророчество Иеремии о хвостатой звезде, что падет на остров в море и вызовет землетрясение, — все это сводилось у них к исходному пункту, к словам Осе о непокое в горах.

Ведь там обитал горный народец, подземные жители, хлебопашцы и скотоводы, богатые и миролюбивые существа, которые не причиняли смертным никакого вреда, если их не тревожили. А вся эта сумятица с окриками «Поберегись!», и взрывами, и стукотней, и громкими разговорами, начиная с самой весны, надо думать, им не больно по нраву и, может, даже вынудит их перебраться в другое место. Людям от этого лучше не станет, старики в Северном по сю пору помнят, что пришлось претерпеть их родителям от подземных жителей, когда у них устанавливали первые телеграфные столбы. Рабочие перекрикивались, лошади ржали, гвалт был невыносимый. И вот на судне, которое прокладывало телеграфный кабель, сорвался железный блок и насмерть зашиб матроса, его схоронили на кладбище в Хамарёе. Мало того, вдобавок еще разыгралась страшная непогода, с громом и молниями, какой в их краях отродясь не видели, у Виллумсена из Лиана снесло крышу амбара — еще бы им не помнить! Новую крышу крепили двумя якорными цепями, они и посейчас там, можете пойти посмотреть! А забыли вы, как им той зимой не пофартило на Лофотенах, — ловы были не просто плохие, а из ряду вон. По весне стало и того хуже, на Иванов день снег лежал по щиколотку, и рожь не вызрела. Но как раз тем летом подземных жителей потревожили где-то на юге, и они перебрались сюда, в Сегельфосские горы. А как здесь на каждом шагу глубокие пропасти, то проникли они сюда с легкостью, и им не нужно было уходить глубоко под землю, а это, надо думать, дело не из приятных. Кое-кто из деревенских видел, как они вели табуны лошадей и свои большие стада, а коровы на загляденье, жирные, лоснистые, прямо как отборная сельдь. Мой отец сам видел, и его отец тоже, и Арон из Стаурхоллы видел их и не раз об этом рассказывал. Только когда он лежал уже при смерти и к нему пришел пастор, он отрекся от своих слов: все это, дескать, враки. Но он потому так сказал, что умирал и себя не помнил. А еще их видела в тот же самый день Ингеборг из Утлейи. Она шла и на ходу вязала носки, из серой и красной шерсти, только она накинула последнюю петлю на втором носке, как к ней подошла подземная жительница и попросила носок. «Бери на здоровье! — сказала ей Ингеборг. — А второй взять не хочешь?» Та, конечно, взяла. И с тех самых пор до самой своей смерти Ингеборг из Утлейи жила себе и горя не знала, в Вестеролене ее ждали невиданное богатство и почет, она вышла сперва за одного брата, а потом за другого и осталась их полной наследницей.

— Вот оно как, — произнес старик, — ежели ты угодишь подземным жителям и окажешь им какую-никакую услугу, то тебе воздастся сторицею! А теперь, когда в горы к нам понаехали люди, и стучат и грохочут как оглашенные, и обгораживают пропасть за пропастью, один Бог ведает, что нам, простым смертным, грозит! Будь я молодым, я бы знал, что мне делать. Потому как подземные жители покинут наши горы, попомните мое слово, и тому, кто ухитрится оказаться у них на пути с маленьким приношением, ныне и присно будет во всем удача и счастье. Подарок может быть и небольшой, главное, чтобы от всего сердца. И шиллинг им тоже ни к чему, хоть бы и новехонький, потому как у подземных жителей свои деньги и в наших они не нуждаются. Как же это было-то… разве в Сегельфосской лавке в денежный ящик не попала диковинная монета? А случилось это в тот самый день, когда туда наведался подземный житель, купить табаку, которым балуемся мы, смертные…

Кто-то из юнцов возразил, что вовсе это был не подземный житель, а немец, один из немецких музыкантов, которые играли в городе.

— Откуда это у тебя такие сведения? — обидчиво вопросил старик. — Мне об этом рассказал Мартин из лавки.

— Так Мартин сам и ходил показывать монету консулу. Консул с первого взгляда определил, что она — немецкая.

— Ну-ну. Выходит, мы прожили целую жизнь, так ничему и не научившись, а вы, молодежь, читаете книги с газетами и все-то знаете и ни во что не верите. Раз дед мой рубил зимою в лесу дрова. Возвращается домой, а вечер ясный, месяц да звезды. Ну, распряг он лошадь, а оглобли поставил стоймя. И заходит в дом. А в горнице два незнакомца, это были звездочеты, они собирались назавтра в Сегельфосские горы на поиски звезды, которая от них скрылась. «Ночью пойдет снег!» — говорит им мой дед. «С чего ты взял?» — спрашивают его звездочеты, ну прямо как Фома неверный, и показывают на месяц, что светил за окошком. «А я примечаю по моей лошади, — говорит дед, — она дважды встряхнулась, прежде чем я ее выпряг!» И что бы вы думали, как он сказал, так оно и вышло, утром он был рад-радешенек, что поставил стоймя оглобли, иначе бы он и саней не нашел, столько намело снегу.

— Ну, весной бы они нашлись, — шепнул один из парней.

— Расскажи еще! — попросил другой.

Старик все еще в обиде:

— Нет уж, с какой стати я буду рассказывать? Вы и так все лучше всех знаете. Звездочеты, те тоже чего только не знали.

— Выходит, снег помешал звездочетам пойти в горы?

— Какие уж там горы! Но звезду они так и так нашли.

— Это каким же образом?

— Посмотрели получше в календарь, а она, оказывается, на месте, рядом с другими звездами.

Слушатели сражены:

— Это ж надо! Вы только подумайте!

Увидя, что его рассказ пользуется успехом, старик смягчился и говорит:

— Быть может, консулу тоже надо было получше приглядеться к этой монете.

— Может, и надо было. А расскажи еще чего-нибудь!

— Нет. И не уговаривайте. Но скажу одно: будь я молод, я бы беспременно отправился в горы и добыл себе богатство, когда подземные жители станут переселяться!

— Так ведь надо еще, чтоб и подарок был подходящий. А чего им можно дарить?

— Да хоть что угодно, блестящее украшение или шейный платок, а не то вязку сальных свечей. Лично я протянул бы им подарок обеими руками, безо всякой опаски. Только само собой, я бы сперва причастился, чтоб они не заимели надо мной власть.

Когда старик умолк, парни начали между собою переговариваться:

— Беньямин тоже говорит, что видал их.

— Подземных жителей? Где же это?

— А прошлой осенью, когда он под вечер возвращался домой из Южного. Откуда ни возьмись, дорогу ему заступила женщина. Я говорю, да это, наверно, была Корнелия, но в том-то вся и штука, что шел он как раз от Корнелии.

— И куда эта женщина подевалась?

— Шасть мимо — и в лес.

— Спорим, это была Корнелия! Беньямин маленько побаивается темноты, вот и не разглядел.

— Мне б на его место! Подрядился и работает у консула, целых две недели уже! Деньжищ огребет! Только бы его не уволили.

Его уволили. Гараж был готов, автомобиль прибыл, хозяин с Августом совершили на нем по пробной поездке в сопровождении приехавшего с юга специалиста и с блеском сдали на водительские права. Беньямин оказался не нужен, и Август его рассчитал. Август расстался с ним далеко не дружески, он даже не предупредил его.

По правде говоря, Август не без удовольствия сооружал сей автомобильный салон, сей будуар с отштукатуренными и гладко зачищенными панелями. Беньямин, славный малый из Северного селения и Корнелиин суженый, помогал ему не жалея сил, а Август только и знал, что командовал и помыкал им. Конечно же, Август завидовал его молодости, и, хотя Корнелия была для него так же недостижима, как звезда на небе, он постоянно вымещал на Беньямине свою нелепую ревность.

— У тебя есть усадьба, почему ж ты не женишься? — неприязненно спросил его Август.