– Коте гаеши, – ответил Костя, бросая на Андрея укоризненный взгляд. – Я же просил закрыть дверь.

– Забыл, – оправдывался тот. – Еще не привык. У нас в деревне не принято запираться.

– Да-да, в деревне так, – произнесла бабуля. – Кстати, Андрюша, как здоровье вашей драгоценной матушки? Я слышала, у нее что-то с сердцем.

– Все в порядке. Врачи ошиблись, – промямлил обалдевший Андрей. – А откуда вы знаете мою маму?

Старушка улыбнулась, но на вопрос не ответила.

– Я Клавдия Васильевна – ваша соседка.

– Снизу?

– Нет, – ответила старушка. – Сверху.

– Нас и там слышно?

– Нет, хотя…, – Клавдия Васильевна передала блюдо Андрею. – Я вижу, сейчас только вы свободны. Эту шарлотку я испекла специально к вашему приезду. У вас найдется чай?

– Да… кажется, – ответил Андрей. – Сейчас посмотрю.

Он ушел на кухню, а Клавдия Васильевна воззрилась на Костю.

– Мы просто учим приемы, – оправдывался тот, но со своего соперника слезать не торопился.

– Я его уже очень хорошо выучил, – заерзал под ним Руслан. – На всю жизнь.

– Раз так, – сказала старушка. – Предлагаю закончить физические упражнения и перейти к столу.

Под ее настойчивым взглядом Костя нехотя слез с Руслана. Тот вскочил, как ошпаренный – лицо было красным, вывернутая рука не слушалась.

– Да, – прошипел он, в упор глядя на Костю. – Я очень хорошо это запомнил и, придет время, еще припомню тебе.

– Вот и прекрасно, – объявила соседка и потянула обоих на кухню. – А сейчас будем пить чай. Где у вас чашки? Ах, не ищите – я сама знаю.

Вчетвером расселись вокруг стола. Андрей поставил в центр нарезанный пирог. Костя разлил чай. Руслан угрюмо поглядывал на него и временами потирал вывернутое плечо.

– Ой, Костенька, спасибо – я крепкий не пью, – замахала руками Клавдия Васильевна. – Спать буду плохо. Ведь, вас зовут Константин?

– Да. А откуда вы знаете?

– Я вас еще у подъезда заметила, когда вы приехали с тем человеком на зеленой машине.

– С каким? Ах, с тем. Это было такси.

– Странно. Я привыкла, что такси желтые. Вот что значит целыми днями не выходить на улицу. Только по таким поводам и выбираюсь во двор.

– Вы о похоронах?

– Да. Знаете, ведь Дмитрию Афанасьевичу было всего восемьдесят семь.

– Ого! – отозвался с набитым ртом Андрей. – Восемьдесят семь – это возраст, хотя у нас в деревне и дольше живут.

– Конечно, – согласилась Клавдия Васильевна. – Но дело не в этом. Вы не поверите, но еще две недели назад Дмитрий Афанасьевич отплясывал на свадьбе своей правнучки. Так балагурил, что молодые за ним не поспевали. И вдруг на тебе – слег и через два дня отошел.

– Я знаю про такое явление, – сказал Костя. – В медицине его называют терминальной паузой. Перед смертью человеку становится очень хорошо. Организм делает последний рывок, но быстро истощается и тогда наступает конец.

– Умник, – глядя исподлобья, процедил Руслан.

Клавдия Васильевна отставила недопитую чашку.

– С Дмитрием Афанасьевичем было не совсем так. Не скажу, что он не болел – в нашем возрасте без этого не бывает, но он был молодцом. Перед свадьбой, откуда только силы взялись, его и вовсе было не остановить. Всю неделю мотался с молодыми по магазинам. Те к вечеру еле ноги волочили, а ему хоть бы что. Кричал: «Что вы как сонные мухи? Платье заказали. Теперь поехали за тортом». Всех умаял, загонял, а потом так резко переменился, будто подменили человека. Никогда раньше его таким не видела. Стал охать, жаловаться. Ни с того, ни с сего накинулся на управдома, обвинял его в чем-то…

– Олега Игоревича? – удивился Костя. – На меня он произвел очень хорошее впечатление.

– Да, Олег Игоревич – это наше солнышко. Все старики на него не нарадуются. Такой заботливый и ответственный. И зайдет, и спросит как здоровье, не нужно ли чего. Очень хороший человек.

– В тихом омуте…, – угрюмо процедил Руслан.

Андрей с Костей искоса глянули в его сторону и снова повернулись к разговорчивой соседке.

– Вы, наверно, давно тут живете? Всех знаете? – спросил Костя.

– О, я одна из первых, кто сюда заселился. Давно это было – даже боюсь сосчитать, когда. Нам с сестрой, как Героям тыла и пережившим блокаду Ленинграда выделили по квартире. Правда, на самом верху – тогда это считалось не престижно, но для нас в послевоенную разруху было настоящей роскошью. Сейчас даже не верится – вокруг грязь, бараки, а мы по мраморным полам и по паркету ходим. Подумать только, мы жили выше Кремля, а в те времена, сами знаете, чем выше заберешься, тем больнее падать, но нас это, слава богу, миновало. Я знала всех соседей, а среди них были очень известные люди – актеры, политики. И мы просто так ходили друг к другу в гости, вместе отмечали праздники. Да, было время – весело, шумно было. Это теперь я одна. Муж умер. Вот и доживаю свой век в одиночестве. Смотрю в окно, а там люди куда-то бегут, торопятся.