***

Скорцени пришёл на встречу не только для того, чтобы ответить на чужие вопросы, но и задать свои. В самом начале 8-часовой непринуждённой беседы он заинтересовался именами тех генералов в генеральном штабе вермахта, которые привели Германию к катастрофе:

– Кто-то из десяти самых близких к фюреру людей передавал в Берн по радио, вашему Шандору Радо - через Реслера - самые секретные данные. Кто эти люди? Почему вы ни разу не писали о них?..
– спросил Скорцени.

Юлиану Семёнову пришлось рассказал своему знаменитому собеседнику о том, что ему удалось побывать в Будапеште, в гостях у товарища Шандора Радо, - профессора географии, выдающегося ученого-картографа. Этот маленький, большеглазый и остроумный человек руководил группой разведки в Швейцарии, сражавшейся против Гитлера. Шандор рассказал Семёнову о Рудольфе Реслере, одном из членов подпольной группы в Женеве, с которым поддерживал контакт через цепь, а не впрямую. Реслер был непримиримым антифашистом, хотя и являлся состоятельным человеком из вполне "благонамеренной" баварской семьи. Но именно он оказался тем разведчиком, передававшим по каналам лозаннского центра сверхсекретные данные в Лондон. И что парадоксально, Лондон ни разу не воспользовался его данными, которые поступали к нему из ставки Гитлера после принятия сверхсекретных решений генеральным штабом вермахта. Единственно реальной силой, которая могла бы сломить Гитлера, был Советский Союз - поэтому Реслер и установил контакт с советской разведкой, чтобы не за деньги, а по долгу гражданина Германии, бороться с фашизмом. Реслер никогда и никому не называл имена своих друзей в гитлеровской Германии. Его можно было понять: ставка была воистину больше, чем жизнь, - он не имел права рисковать другими, он достаточно рисковал самим собой.

В свою очередь, Скорцени поведал Семёнову о том, что его передатчики запеленговали станцию Шандора Радо, и он, Скорцени, передавал каждое новое донесение Вальтеру Шелленбергу. Его ведомство расшифровывало эти страшные радиограммы из сердца рейха, и они ложились на стол двуликому Янусу, и тот не докладывал их фюреру. Гитлер так и не узнал об этих радиограммах. Двуликим Янусом и мерзким, маленьким человеком Скорцени называл Гимлера.

В своих комментариях к разговору со Скорцени о Гитлере и Бормане, Юлиан Семёнов уточняет, что о Гитлере его собеседник говорил охотно и с любовью. Подтверждением тому является такой фрагмент беседы. Семёнов спросил:

– Вы читали "Майн кампф"?

– Конечно!
– последовал короткий ответ Скорцени.

– Но ведь в этой книге Гитлер санкционировал убийства "неполноценных народов" - целых народов!

– Неужели вы не понимаете, что эта была теория?! Он же был вегетарианцем! Он не знал жизни - только работа! Я лишь раз видел, как он выпил глоток шампанского - это было в тот день, когда я освободил Муссолини! Он жил во имя германской нации!

– Значит, Гитлер был добрым, милым, умным человеком, который никому не желал зла?

– Конечно. Именно таким он был...
– Скорцени даже удивился.
– Май френд... Я никому не мешаю восхищаться военным гением Сталина, отчего же вы лишаете права нас, немцев, преклоняться перед фюрером? Это теперь не опасно. Со смертью Гитлера история национал-социализма кончилась. Навсегда кончилась...

По мнению Скорцени сейчас пишут множество всякой ерунды, ибо, увы, победители всегда правы. И никто не хочет увидеть то позитивное, что было в учении Гитлера. Юлиан Семёнов пытался уточнить у своего собеседника: мол, что он понимает под такой позитивностью? Расовую теорию?.. Скорцени возразил:

– Мы не верили в серьезность его угроз! Мы понимали, что это средство сплотить народ! Каждая политическая структура должна уметь чуть-чуть припугнуть.

В ходе продолжительной беседы Отто Скорцени сообщил Юлиану Семёнову, что его представили фюреру в сорок третьем. Однако, по мнению Семёнова, Скорцени был представлен фюреру раньше, так как, работая против группы Шандора Радо, он не мог не знать о "великом шантаже", начатом летом и осенью 1942 года, когда Гитлер (по предложению Гиммлера) отдал приказ о разработке плана оккупации Швейцарии. Это понадобилось имперскому управлению безопасности для того, чтобы проверить эффективность работы противников рейха, затаившихся где-то в штабе. Дезинформация, санкционированная Гитлером, дала немедленные плоды: пеленгаторы Скорцени засекли радиопередачу из Берлина в Швейцарию сообщались все подробности "плана Грюн". Для того чтобы установить тех, кто передавал эти сверхсекретные данные, следовало узнать людей, которые эти данные принимали в Швейцарии: по замыслу Шелленберга цепь следовало начинать разматывать с другой стороны, за кордоном, на берегу Женевского озера. Именно для этого Гитлер и отдал приказ генеральному штабу.

По мнению Скорцени, Гитлер не знал о такой игре против Швейцарии, полагая, что подобная инициатива исходила лишь от Шелленберга.

– Во всяком случае, это - инициатива "середины", а не Гитлера...
– пояснил Скорцени.
– Зачем фюреру было нужно начинать игру со Швейцарией?

Когда Юлиан Семёнов пытался выяснить: "Знал ли об этом Борман?", Скорцени закурил и ответил не сразу и отнюдь не однозначно. Он рассказал, что о том, что когда первый раз был вызван к фюреру, Борман десять минут объяснял ему, что можно говорить Гитлеру, а что - нет. Он просил Скорцени не говорить ему правды о положении на фронтах, о настроении солдат, о скудном пайке, о том, что карточная система душит нацию, о том, что люди устали. Но Скорцени, по его словам, не внял советам Бормана. Когда он посмотрел в глаза фюрера германской нации, то понял, что ему нельзя лгать. По мнению Скорцени, так как Борман был верен Гитлеру, то он даже после этого случая сохранил к нему свои добрые отношения.

Помня о том, что Моррел - личный доктор фюрера, после его смерти, свидетельствовал, что давал Гитлеру в день огромное количество наркотиков, Юлиан Семёнов пытался выяснить у Скорцени: мол, правда ли это?

Скорцени ответил:

– Фюрер принимал 45 таблеток в день - он сам мне называл точную цифру.

Но затем пояснил, что это были не наркотики, а желудочные лекарства. Фюрер был больным человеком - не ел даже рыбы, так как у него был поврежден пищевод во время газовой атаки на западном фронте в 1918 году.