Как же реагировало большинство нашего народа? Были ли они возмущены? Ничего подобного. Как показали дальнейшие события, большинство англичан (в том числе и люди прогрессивных убеждений) были на стороне грабителей. Грабителей потом схватили, хотя нашли лишь малую часть денег. Их судили и приговорили 10 человек в общей сложности к 300 годам тюрьмы. Когда приговоры были обнародованы, большинство сочло их невероятно жестокими. Грэм Грин послал гневное письмо протеста в «Дейли телеграф», где на той же странице была опубликована статья о деле «Ферранти», самой крупной и уважаемой электрической компании Англии. Правительство вынуждено было с сожалением признаться, что компания «Ферранти» наживалась на правительственных контрактах и получила 8 миллионов фунтов сверхприбыли. Грэм Грин спрашивал, какая же разница между методами получения денег у «Ферранти» и у грабителей поезда?

Популярность крупных преступлений — всего лишь один из побочных продуктов общества, основанного на корыстном расчете.

А вот и другой пример, совершенно отличный от первого, но имеющий ту же основу. В прошлом году во Франции министр по делам туризма широко рекламировал нововведение под названием «чеки улыбок». Все иностранные туристы получают во Франции чековую книжку и раздают «чеки улыбок» любому лавочнику, владельцу отеля, официанту или частному лицу, которые были добры к ним. «Добрый» француз несет чек в министерство по делам туризма и получает за это соответствующие льготы и премии. Это не чаевые. Чаевые — оплата за услуги частному лицу. А это введено специально, чтобы купить доброе отношение, то самое качество, которое некогда принадлежало к числу духовных ценностей.

Но вернемся к положению молодежи. Что получает и чего не получает она от общества?

Начну с рабочей молодежи.

Общество ведет подкоп под трудящихся с их рождения и делает это хитроумнейшим способом: им пытаются привить своего рода классовую солидарность невежества, грубой речи, презрения к интеллекту и культуре, воспитать в них предубеждение против образования, внушить мысль, что знания — дело «снобов», а не их. Вот убеждения, которые общество стремится выработать у представителей пролетариата; правда, как показывает борьба рабочего класса, из этого ничего не выходит. И тем не менее это и есть те неблагоприятные условия, которые должен преодолевать юноша из рабочей среды, если он хочет чего-либо добиться.

На нашей улице товарищи моих детей в большинстве своем дети рабочих, они способные, умные и остроумные ребята, но порой я сам не понимаю их речь. И это вовсе не значит, что они говорят на лондонском «кокни», просто они уродуют английский язык до неузнаваемости. Они опускают важнейшие слова, смазывают все, что звучит слишком определенно, и вообще разговаривают в такой манере, словно ясность выражения — преступление. Такая манера складывалась на протяжении поколений, и ни в одном обществе не существовало такого чудовищного способа лишить народ ясности мышления: слова этих людей невнятны, будто они никогда не уверены в том, что говорят, если речь не идет о самых насущных жизненных потребностях.

Вы, конечно, спросите, почему же в школе их не учат правильно говорить на родном языке. Школы для детей рабочих, может быть, и пытаются это делать, но они не в силах состязаться с общим социальным давлением, когда рабочим словно говорят: «Вы будете разговаривать только так. Хорошая речь не про вас». И хорошую речь отвергают. Если же язык рабочего оказывается богаче и сочней, чем речь любого буржуа, — это результат бунта против влияния невежества. Прекрасный пример — Алан Силлитоу. От рождения ему суждены были скудость мышления и невнятность языка, но, однажды открыв, что такое живое слово, он заговорил с такой силой, что немногие из буржуазных писателей могут с ним сравняться.

Язык, культура и образование — вот области, о которых рабочему твердят одно и то же: «Вам это ни к чему». И все-таки во всех университетах есть свой процент рабочей молодежи, пусть небольшой, и в каждой специальности, и в каждой области искусства также есть небольшой процент рабочей молодежи, которая каким-то чудом преодолела классовый барьер и вынужденное невежество и сумела добиться образования.

Однако огромное большинство рабочих-подростков в шестнадцать лет уже бросают школу, идут работать и никогда больше не заглядывают в книгу или в театр и не получают никакого образования, никаких культурных развлечений, помимо телевидения или кино, которые сегодня никак не отнесешь в Англии к области настоящей культуры.

А общество стремится обмануть эту молодежь и уверяет, что такое положение — логический результат ее «естественного» невежества, «естественных» условий жизни, «естественной» неспособности заняться чем-нибудь более значительным, нежели ручной труд. И чтобы убедить ее, общество уже не пользуется устарелыми приемами, а пускает в ход более тонкий обман — обман, который куда труднее разоблачить.

Однако впервые за всю историю классовой борьбы в Англии этот обман перестает действовать. Впервые за всю нашу историю появилась рабочая молодежь, которая просто не желает верить этой чепухе, придуманной высшими классами; они не слушают ни поодиночке, ни все вместе. И в неверии этом столько силы и самобытности, что природу его необходимо уяснить себе как следует, ибо это нечто совершенно новое, возникшее вне видимой зависимости от прежних убеждений рабочего класса. Анархия, свойственная нашей молодежи, тоже отчасти коренится в ее неверии; постараюсь объяснить свою мысль.

Одним из любопытных противоречий экономической депрессии и кризиса в довоенный период — рабочий класс Англии казался тогда более воинствующим, чем сейчас, — было осознание каждым отдельным рабочим своего классового бесправия. Ему и в голову не приходило оспаривать превосходство высших классов и одному вести с ними борьбу. В этом была слабость его позиции. Дело, в которое он верил и за которое боролся как представитель определенного класса, было настолько отделено от его частных устремлений, что, каковы бы ни были достижения его как активного классового борца, сам он оставался безоружным и неполноценным человеком. Классовое самосознание было развито, индивидуальное — нет.