У матери тарелка упала. И почему меня в тот вечер пробило на поговорки? Наверно, от нервов - я сказала:

– На счастье!

– Оно уже здесь! – Заметил отец Олега, а мама печально так спросила:

– И большая у вас семья?

– Еще бабушка и сестра, а отец от нас ушёл – он пил много!

– А вы, значит, не много?!

– Ну, чашки две выпиваю, - весь этот разговор меня жутко напрягал.

– Это ж полбутылки! – Отец офигел, от таких откровений невестки.

– Ну и что, главное, вечером ничего не есть.

– Так вы и без закуски ещё?! – Не утерпела мама.

– Ну почему, у нас варенье.

– Его хорошо с лимоном, - заметил папа.

– С лимоном у нас бабушка пьет. Восемьдесят лет, а пока не выпьет, спать не ложится.

Тут отец встал и говорит:

– Приятно было познакомиться.

– И мне тоже. Спасибо за чай.

– Какой чай?! – вскричал отец. И тут только всё понял.

Олег начал лепетать, мол, не хотел, чтобы коньяк прокис, но звучало это, мягко говоря, неубедительно и пару лещей от папы он словил.

Неспешные разговоры продолжались до глубокой ночи. Хорошо посидели, душевно. Расходиться никто не хотел, но усталость брала своё и постепенно, один за другим, друзья отправились спать. Уже лежа в кровати, в полной тишине, обнимая уснувшую Ярославу, мне показалось, что вот оно – счастье. И всё у нас будет хорошо... должно быть.

2. О смальте.

То, что никто не мог видеть, как оно было.

"Эти письма изменят мир: - подумал Радомир Мовеславович епископ Белограда; первосвященник Валеса, верховного бога дорог и полевых межей, всех границ, отделяющих одно от другого; Великий понтифик; Примас Сурры; архиепископ и митрополит Белоградских земель. В свои 135 лет, Святейший отец сохранил ясность ума и живость характера. Его возраст выдавала сухая, тонкая кожа, туго обтягивающая скелет старика. Глубже устроившись в кресле, он ещё раз посмотрел на одиннадцать конвертов, лежащих на огромной, гладко-отполированной столешнице, сделанной из цельного ствола морёного дуба.
– Эти слова, выведенные на пергаменте аккуратным, изящным почерком, сильнее воли королей, князей или герцогов. Но, что же не даёт мне покоя?"

Если отбросить в сторону велеречивые слова, упакованные в изысканные обороты, - письма были обычными приглашениями. Приглашениями одиннадцати первосвященникам верховных богов светлого Прайма на ежегодный Вселенский Собор.

Радомир Мовеславович взял из мраморного, украшенного его родовым вензелем писчего набора, густое перо, обмакнул его в позолоченную чернильницу и... на миг, словно в нерешительности, его рука замерла, занесённая над письмом. Но в следующую секунду, старик уверенно её упустил и поставил широкую подпись на документе. Когда на одиннадцатый конверт была наложена восковая печать, а чары обезопасили послание от прочтения не тем человеком, первосвященник понял причину своего беспокойства – хагсаенги.

Конвертов должно было быть двенадцать. Однако теперь, после исчезновения островного ордена, место третейского судьи, непредвзятого арбитра, улаживавшего все конфликты на Вселенском Соборе, оказалось свободно. Сразу же, после исчезновения хагсаенгов, начались столкновение между сторонниками различных конфессий. Древние обиды, словно дедовские одежды, доставались из пыльных сундуков памяти, отряхивались и предъявлялись на всеобщее обозрение. Смогут ли патриархи забыть старые обиды, отбросить прочь интриги и принять взвешенные решения? Радомир Мовеславович прикрыл веки и погрузился в размышления.

Из этого задумчивого состояния его вывело появления личного секретаря, брата Путяты Ладимирова. Первосвященник нехотя открыл глаза и встретил его недовольным взглядом.

– В чем дело, Путята?

– Изволил прибыть брат викарий, Ваше святейшество.

На устах старика промелькнула довольная улыбка. Он сложил письма в аккуратную стопку, встал и протянул их секретарю:

– Немедленно отправить адресатам, - и, передав конверты, поинтересовался: - В какой приёмной брат викарий?

– В малой тёмного мрамора, Ваше святейшество.

Первосвященник кивнул и быстро вышел из кабинета. Когда Радомир Мовеславович стал хозяином епископской резиденции, он ввёл правило – все встречи проводить в приёмных. Кабинет был его личной территорией и доступ туда имело весьма ограниченное количество людей (ближний круг епископа). В этой святая святых дворца хранилось слишком много тайн, опытному человеку могло хватить беглого взгляда на выглядывающий из папки уголок документа или на открытую книгу, чтобы сделать выводы. А этого первосвященник допускать не собирался – сорок лет назад, благодаря подобным мелочам, Радомир Мовеславович придумал гениальный план, по смещению действующего главы церкви, и его же твёрдая, но незримая рука довела интригу до конца.