— Пора вставать, какой бы милой вы не были в такой пижаме, спящей в моей постели.

— Что ты за гадость такая, — хмурюсь, целуя горячую спину, и малыш поворачивается лицом ко мне, скидывая с меня одеяло.

— Что хотите на завтрак?

— У меня ночлежка «всё включено»?

— У вас тариф «госпожа». Включает в себя даже утренний секс, но только по желанию постояльца.

— Наглая кошатина, — притягиваю к себе эту наглую физиономию и сладко целую, позволяя устроить мне «всё включено». — Ты считаешь, у нас что-то изменилось?

— Не кардинально. Я помню свое место, и оно мне нравится, мисс Стил.

— Давай опоздаем сегодня. Я хочу испортить тебе настроение. Где у тебя… — взгляд цепляется за висящий на вешалке костюм, и я киваю. — Галстук подойдет.

— Надо мной доминирует девушка в пижаме с Микки Маусом.

— Тебе не нравится пижамка? — расстроено надуваю губы, и Кристиан мягко целует меня.

— Я весь ваш. И наряд ваш роскошный.

— Ложись, как тебе удобно. Я сейчас вернусь.

Я переодеваюсь в одну из его белоснежных рубашек, раз его так смущает Микки, и беру из ящика голубой галстук со стальным отливом. Он мне нравится, подходит под его глаза.

— Кристиан, я буду делать то, что должна была сделать еще давно. Но меня ты всегда можешь остановить. Хорошо?

— Да, мэм…

— Как это было?

— Было что? .. — он непонимающе смотрит на меня, но когда осознает, о чем я — тяжело сглатывает.
–  О, нет.

— Да. Тебя держали, или ты был привязан?

— Нет, ничего. Просто Артур был рядом, а его подружка была тяжеловата для подростка.

— Отлично, — стягиваю его пижамные штаны, оставляя его обнаженным, и подтягиваюсь, завязывая глаза. — Не подглядывай.

Кристиан не паникует, что странно. Доверяет.

— Где ты оставил смазку в прошлый раз?

— Она закончилась…

— Кристиан! — я не могу сдержать смеха, когда вижу ярко красные щеки и даже уши.
–  Как?!

— Так получилось… Вчера.

— Значит, ты весь вечер вспоминал о том, что было вчера?

— Может, вы меня просто напугали поллюцией.

— Дурак мой, — целую эту неловкую улыбку, но тут же отстраняюсь. — Как это было, Кристиан? Что она делала, что говорила? — сажусь на его бедра и пальчиками поглаживаю бархатистую кожу по всей длине, но не касаясь головки, что тоже пытка.

— Мисс Стил, не нужно…

— Отвечай на вопросы.

— Она уложила меня на кровать. Долго ласкала. А потом она взяла меня в рот.

— Глубоко?

— Только головку.

О, господи, спасибо.

Не то чтобы я не люблю минет, просто первый раз был настолько неудачным, что в дальнейшем он был только «по праздникам», поэтому с опытом у меня не очень.

— И что было дальше?

— Она оседлала меня. Мне было противно от самого себя, потому что было приятно.

— Чувствуй её, Кристиан.

Я не произношу ни слова, когда склоняюсь над ним и медленно облизываю головку, лишь наслаждаюсь его рваным вдохом и еле заметным толчком. И мне нравится его вкус, ощущение его набухающей головки на языке.

Мои движения в одном ритме, порой с глубокими стонами, я поглаживаю его мошонку, несильно сжимая, и Кристиан хнычет, комкая простыни от эмоций. Я не могу описать этот процесс… Так хорошо. Так приятно, мне самой. Так глубоко… И так правильно, будто мой рот только и создан для его затвердевшего члена. Моя победа, моя конфетка.

Подросткам нужно меньше времени для эякуляции, поэтому своим ртом я стараюсь довести Кристиана до того состояния, в котором он был в той ситуации. Наверняка, почти на грани от нескольких её движений… Сука. Я уже ненавижу её. Я ненавижу его дядю, который допустил это. Эмоциональный, озлобленный, но он был еще ребенком, как бы внешне не выглядел. У него даже в студенческой анкете еще слишком юные черты лица, а тогда он был на три года младше. Ублюдки.

Когда Кристиан неосознанно начинает толкаться мне навстречу, я резко останавливаюсь, чем вызываю недовольный стон у него. Пора переходить к самому интересному, и я не рассчитываю на хоть какое-либо удовольствие.

— Она оскорбляла тебя?

— Она говорила, что меня никто никогда не полюбит. Что я отвратительный. Мерзкий, глупый мальчишка, — Кристиан стонет, когда я опускаюсь на него, и интуитивно тянет свои руки ко мне, крепко схватив за бедра.

— А ты сопротивлялся? Ты говорил, что это неправда?