Шрифт:
Ее возвращение, скорее всего, и помогло выжить Ларисе. Всю блокаду Анна Сергеевна проработала врачом в госпитале на Васильевском острове, скорее всего, она давала, может быть, какие витамины.
Маленького роста, плотненькая женщина была не съедена только чудом. Когда она возвращалась с ночного дежурства, на нее из подворотни набросили лассо, и если бы не проходящий мимо патруль, неизвестно, что бы произошло с Анной Сергеевной в дальнейшем. Случаи каннибализма имели место среди обезумевших от голода людей.
Лариса помнит, как мама рассказывала о дворничихе с их двора, которая, когда умерли ее детки, сошла с ума. Женщина не похоронила их, а долгое время ими питалась.
(Лариса Анатольевна на протяжении многих лет состоит в обществе блокадников Ленинграда. Каждый год мэрия Москвы организует встречи в Центрах досуга для оставшихся в живых блокадников, которых с каждый годом становится все меньше и меньше. «...и если в прошлом году накрывали три стола, то в этом всего один».)
Карл-Густав, узнав об отсутствии жилья у сестры, послал приглашение поселиться ей с маленькой дочкой у него в Таллинне.
«...в Эстонии жил мамин брат. Во мне ведь столько кровей намешано! По маминой линии есть эстонская и норвежская. (Ее отца звали Адольф Густавович Трейер.) А родословная папы — вообще что-то потрясающее! Я совсем недавно ее узнала. Оказывается, Лужин он был по матери, а отца звали Иоганн Робертович Шведе. И по национальности он был швед. Но сначала — откуда взялась эта фамилия — Шведе. Мой прапрадед, некий господин Хамербаум, служил комендантом одной из шведских крепостей на территории нынешней Эстонии. И когда Россия начала воевать с Карлом XII, сдал эту самую крепость Петру I. Сам, без боя. Разумеется, Карл хотел его за такое дело повесить, и предок мой, деваться некуда, остался в России. Петр его прятал, при себе держал. А когда появлялся с ним на каких-нибудь ассамблеях, на вопрос «А это кто?» отвечал: «Да дер шведе!» — «какой-то швед». И вот когда у Хамербаума появились жена и дети, они стали носить фамилию Шведе, поскольку настоящая как бы оказалась замарана. Потом эти Шведе верой и правдой служили России. Среди них были адмиралы, контр-адмиралы, инженеры, художники... Картина одного из моих предков висит в Третьяковской галерее — я специально ходила смотреть. А прадед Иоганн Робертович строил железные дороги».
Тетя Аня сшила девочке чудесное платье в красный горошек, и мальчишки во дворе долго еще кричали девочке вслед: «Красный горошечек, в тебя все мальчишки влюблены!» Неудивительно, что на долгие годы Лариса сохранила любовь к материалу в горошек.
Жизнь в Таллинне
Ранним утром поезд прибыл на Московский вокзал в Вышгород. Странно было ехать в кэбе, и даже не смущало то, что каждая клеточка организма подпрыгивала в такт колесам, грохочущим по булыжной мостовой.
Они подъехали к четырехэтажному дому, горделиво возвышавшемуся среди огромных деревьев. Это был удивительный дом, построенный в 1937 году, под стать современным домам, с домофоном и телефоном.
Квартира дяди состояла из трех жилых комнат, и была еще четвертая для прислуги размером шесть метров, около кухни. Большая ванная с биде, на кухне электрическая плита, встроенная в деревянный шкаф. В подвале находилась общая прачечная для жильцов десятиквартирного дома, где стояли столы для глажки белья. А огромный чердак был местом для игр, где особенно удавались прятки среди сушившегося белья.
Ларису с мамой поселили в комнате для прислуги, в ней помещались стол, узкая кровать, на которой спала мама, девочка ютилась на трех стульях, составленных вместе. Это не было жестоко по отношению к сестре, просто в одной из комнат жил еще один родственник по имени Август с женой — тетей Катей.
В квартире был балкон, на котором стояло кресло-качалка, и Лариса, с удовольствием сидя в нем, любовалась городом и катала удивительную плетеную коляску для кукол, которая, по-видимому, ранее принадлежала дочери хозяина дома. Владелец дома, немец по национальности, бежал при наступлении Советской Армии.
В Таллинне находилось много пленных немцев, и Лариса вместе с детьми нередко бежала за колонной военнопленных, когда те возвращались после работы в казармы, задорно крича вместе со всей ребятней:
— Ein, zwei, drei!
Фриц, не отставай!
Котелок держи на пузе,
кашу уплетай.
На ногах у многих девочек красовались босоножки-колотушки, подошва у них была сделана из дерева, она сгибалась только посредине, гром от них стоял по всей улице!
Детство в большинстве случаев помнится как самое счастливое время жизни, даже несмотря на голод, нужду и сиротство.
«До сих пор ем мандарины с кожурками. В детстве, когда у нас с мамой не было денег, моей главной мечтой было попробовать этот фрукт. Помню, их начинали продавать перед Новым годом, и мне казалось, что повсюду стоял мандариновый запах. Однажды я не удержалась и, пока никто не видел, подобрала валявшиеся возле урны шкурки. Съела их за секунды. Так сбылась моя мечта».
Избирательна человеческая память — все плохое постепенно стирается.
До седьмого класса обучение проходило раздельно, а потом школы объединили, и девочки стали учиться вместе с мальчиками.