Ты Бытие мне посвяти!..
вернуться

Макатаев Мукагали
Шрифт:

Мне за тридцать

Ну зачем ты смотришь жадно На мой облик зрелый, статный? Так и есть, моя зеница, Мне теперь уже за тридцать. Подсчитав мои все пряди, Не дивись ты так на дядю. Всё просчитано, годится, Мне теперь уже за тридцать. Ну зачем ты смотришь так На лицо моё, там знак? На детей твоих молиться Буду я, ведь мне за тридцать. Иногда я рад безмерно, Иногда бываю бледным. Мать, отца, ушедших в вечность, Провожаю я сердечно. На мои глядишь морщины Ты зачем и в чём причина? Там за мной родные лица, Мне теперь уже за тридцать. Таковы дела, мой милый, Сердце живо, не остыло. Юность реет у границы, Мне теперь уже за тридцать. 

Диалог любви

— Если вдруг я птицей кану в неизвестность? — В поисках тебя я обойду всю вечность. — Если вдруг сгорю в огне в объятьях страха? — Станем мы вдвоём тогда единым прахом. — Если миражом я появляюсь небесным? — Ветром я тебя достигну наконец-то. — Если принесу тебе одни лишь беды? — Хватит, светик мой, я вынесу и это.

Слагать ли мне стихи

Слагать ли мне стихи, рыдать ли, я не знаю, Передо мной кто там стоит я не признаю?! Передо мной стоит заблудшая мечта, Её заставить плакать, утешать, не знаю. Стоит заблудшая душа передо мною, Она белёсой дымке образом подобна, Посмел кто взять её незрелые плоды? Вот вижу дерево засохло молодое. — Не узнаю тебя, я не могу тебя найти, — Последний раз, блуждая, ты меня прости, Решилась я на разговор к тебе придти. Моим плодам пока не пробил зрелый час, Когда же юности моей огонь погас?! А некогда твоей мечтой я не была ли? Меня ты вспомни и прости во имя нас! Я помню, да, я вспомнил девушку одну, Она ушла давно в забвенья пелену. На прежнем месте сердца дерзкого задиры Теперь тандыр стоит, ну посмотрите ж, ну. От юности остались веки лишь и брови, А волосы как смоль все поседеть готовы. Меня от всей души «любимая моя» В огонь как лист бумаги бросила любовный. Я помню как ходил к тебе на наши встречи, Лукавя, ты в мои не вслушивалась речи. Тогда, смеясь, меня обманывала ты, Уйдя, мечтой неверной обеспечив. Мечту мою, мне подарив, ты удалилась, Ища тебя, на перевалах заблудился. Я мчался так, что поднималась пыль за мной, В засохший стебель из цветка я превратился. Я помню всё, и ты, пожалуйста, взгляни-ка На памятник тех дней, его ты принеси-ка. Прошедшая, проросшая сама собой, Где молодость моя, её скорей найди-ка? Я двери распахнул, мечту не провожал я, И даже не пожал ей руку на прощанье. Я не заметил, что вокруг произошло! Закончила ль моя мечта существованье. Пусть будет, всё же, у меня мечта родная, Надежда мне зачем нужна твоя больная. О молодость, как трудно мне тебя понять, Слагать ли мне стихи, рыдать ли, я не знаю.

«В моей душе есть много разных кладов…»

* * *
В моей душе есть много разных кладов; Бродил я долго вечером по саду, Целующихся парочка сидит. Прошёл, не оглянувшись, это правда. …Тогда я вспомнил осень, или лето, Давно в саду мы отдыхали этом. Вот точно также в сумерках когда-то, Испытывали страсть мы до упаду. Мы двое сев подальше от людей, Друг друга грели в пламенных объятьях. И точно в эту пору, в это время, В саду случилось так с двоими теми. Звучал за нами юности вопрос: Пока вас не пугает утра бремя?

Моя тридцать пятая весна

35 лет. И тридцать пятая весна, 35 лет. За это время много что увидел. 35 лет я выгорал, 35 лет я прорастал. 35 зим и столько ж лет, Не слабый возраст тридцать пять. 35 лет. По жизни я бреду. Ещё таких же будет 35? Предчувствую… Отца я помню, он под лампой ВКП(б) историю читал. Я помню день февральский, Сидит отец и ждет на фронт отправки. Я помню всё – Поля, посев, аул и школу, Учителей и чёрствый интерната хлеб. Я помню всё — и мою пашню, и жилище, Не помню лишь моменты радости и слёз… Бывало в детстве я иду,  Вцепившись за соху, вола упряжку. А раз я был крестьянским сыном, То в десять лет хозяйством занимался. Отцу фронтовику я пулю передал, В миг обменяв лепёшку на свинец. Я помню бабушку свою. Она была такой спокойной, Она была немногословной. Трубу от самовара помню я… Стоит подуть ветрам, Ревёт она, звук издавая свой печальный. Я не припомню. А был ли шустрым я ребёнком?! А если был, то почему не слышал похвалы?! Лишь помню, Что победа птицей прилетела В наши края с задержкой на неделю. Так я и рос. Солдата я пылающее пламя, Я не затух и не погас, Мне тридцать пять. Мне люди говорят: «На вид пригожий», «На речь пригожий», А буду дураком, не выдержат они, Ничтожеством и тварью назовут, Нельзя плохим мне быть, Мне говорят: «На вид пригожий». 35 лет. Дел незаконченных так много. (Минувшее сном сладким кажется всегда) И совесть у меня чиста. Не скажут и не будут сожалеть, Что я кому-то сделал зло. Если моё грядущее великим будет, Я устремлюсь к нему. Есть у меня билет на сцену жизни. Свое законное я место отстою!!! 35 лет. Мой тридцать пятый солнца год, 35 лет смеялся я, 35 лет я плакал. Кто знает, 35 вёсен, Сколько проживу?… 35 зим, 35 лет, Не слабый ж возраст тридцать пять…

Разрушенный дом

Лежат простёршись гордо горы тут вокруг, Джайляу ты посети и маленький аул. Местечко «Карасаз» должно быть где-то рядом, Его увидишь ты, сюда приехав, друг. Увидишь лес зелёный и ложбины, Прозрачные кипящие глубины. Там у ложбины дом разрушенный стоит, Войди туда на срок не очень длинный. По-человечески свой проживая век, Здесь тихо обитал смиренный человек. Как ни старался он вести хозяйство, Плоды трудов его растаяли как снег. Он прожил жизнь, рабом себя считая, (Носил одну лишь шапку, не меняя…) А тут сын-первенец родился у него, Людским согласно добрым пожеланьям. Постелено на той из джута волокно, (Для тоя не нашлось буквально ничего.) Так бабушка моя из чрева жизни И приняла меня, потомка своего. Отец народу позже стал начальник, (И он со старой шапкой распрощался.) …Вот у ложбины склеп разрушенный стоит, Отсюда жизнь моя берёт начало.

Февраль 1941 года

1941 год, завьюжил он, Мороз трещит. Аул весь снегом занесён. Война, зияя бездной, продувает Стихию неба, землю, слышен стон. Восстань! Взывать и завтра будет нагло Война к трудолюбивым бедолагам: Вместо лопаты взяв оружие на брань, Она исполнит роль врага с отвагой. Взывать война и завтра будет нагло. На небе месяц — старая подкова, Подует ли мороз трескучий снова?! Здесь бабушка моя на родине своей Вшивает амулет в карман холщёвый. А он сидит. Теперь всё выпито до дна, И разум беспокоит малая мечта. Взбодрись, отец. Известна же тебе борьба, Борьба необходима сильным как судьба. Надежда где, к чему такой упадок? Взбодрись, отец. В дорогу тебе надо. Пока в груди твоей есть нищая душа, Она и без тебя отыщет благо. Тебя я не утешу, Мама, ты постой, С молитвой к небесам ты обратись простой. А если наш хозяин дома не вернётся, Отец найдётся ль нам когда-нибудь другой?! …Просила Мама милая, молилась, Мечта, однако, не осуществилась. Не верю вовсе в то, что мой отец погиб, Ведь он живым из дома удалился…

Моя любовь во мне

В суровой жизни обретаясь столько лет, Не знаю точно я, любил ли или нет… Ведь если в юности я пламенно любил бы, Тогда не испытал бы столько горьких бед. О подлинной любви все время я мечтаю, (Я сберегу её, пусть даже потеряю…) Свою я лебедь различу среди гусей, Которая не знает вовсе расставанья. Любимая, прошу прощенья у тебя, Капризный нрав ты не показывай, любя. Не страсть ты у меня ищи, а уваженья, С недавних пор погасшим чувствую себя.