На фундаменте любви я построил аргументацию, по моему неотразимую.

Он начал поддаваться. Я удвоил усилия. В конце концов, он согласился со мной. Впрочем, это решение не придало ему никакой бодрости, и он продолжал грустно вздыхать.

Дней через десять он показал мне телеграмму:

«Выехала скорым 17 встречай целую крепко Лида».

На всякий случай я опять призвал его к храбрости. Он скачал:

— Нет, доктор, я не раздумал и не струшу. Я откроюсь. Будь, что будет! Я не хочу погубить ее.

Он держал меня в курсе всего: о приезде жени, о встрече, о своем настроении и о прочем.

Я был доволен его поведением. Я говорил ему, не скрывая своего удовлетворения;

— Вот видите, как хорошо, что вы послушались меня. Совесть, небось, вас не терзает. Молодец!

Он сконфузился, когда я одобрительно хлопал его по плечу.

Я выдал ему удостоверение о болезни. Там стояло: «Такой-то болен воспалением мочевого канала и нуждается в полном покое». «Воспаление мочевого канала» ничем не напоминает непросвещенному уму гонорею. Расчет был построен на том, что, не вызывая подозрений, эта бумажка будет сдерживать темперамент супруги больного.

Так оно и было. Все шло гладко. Курс лечения приближался к концу. Я объявил двухнедельный перерыв для наблюдений и контроля.

Отпуская молодого человека, я сказал:

— Ну вот, вы почти здоровы. Через две недели приходите, посмотрим, сделаем анализ. Я не сомневаюсь в вашем благополучии. Но помните, — добавил я многозначительно, — что вы еще на положении больного.

Через три дня он прибежал встревоженный и возмущенный:

— Доктор, вы меня не вылечили! Вот, смотрите!

То, что он показал, могло быть только неожиданным обострением не вылеченной гонореи или… свежей гонореей.

У меня возникли веские подозрения. Я решил уличить его во что бы то ни стало.

Я посадил его против себя за столом и сказал, свирепо глядя на него:

— Вы можете обманывать вашу жену, но не меня. Вы можете заражать других и заражаться сами до тех пор, пока вы за это не ответите. Вы можете не лечиться. Но говорить мне неправду вы не можете. Я вас лечил и вылечил. Вы снова заболели. Если вы взяли женщину с улицы, то это конечно ваше дело и от этого пострадали только вы. Если вы заболели от вашей жены, то это показывает, что вы не смогли или не хотели выполнить свое обещание. Это плохо для вашей жены и для вас. Впрочем, это ваше дело. Но я не понимаю, зачем вы пришли после всего этого сюда ко мне? Что вам от меня угодно?

Он заморгал глазами. Возмущение его испарилось, он сидел с побитым видом.

Конечно, он сразу выпалил всю правду.

Он заразил свою жену в день приезда, когда она со словами нежности, радости и нетерпения прижимала к нему свое молодое тело, соскучившееся по ласке.

В этом случае рельефно сказалось различие течения болезни у мужчины и у женщины. Этот пациент заразил жену в первый же день, но прошло свыше трех недель, и она ни на что не жаловалась, ни о чем не подозревала. И регулярная половая близость супругов продолжалась.

Пока он меня посещал, обратного заражения, от нее к нему, не могло быть, так как методом Жанэ я, сам того не зная, уничтожал свежие гонококки прежде, чем они успевали прочно осесть в канале и проникнуть в подслизистую ткань.

Прошло три дня. Очевидно, это были три дня после последней ночи любви. Всего три дня! И возвращенный ему объятиями жены гонококк, не смытый в этот промежуток времени лекарством, уже громко закричал о себе. Разве это не показательно? Она за три недели не заметила ничего, а он через три дня уже знал, что с ним произошло, испугался и прибежал ко мне.

— Что же вы хотите? — спросил я зло.

— Лечиться, — ответил он, глядя на меня исподлобья.

Мне хотелось оказать: «Идите лечиться куда угодно, а я вас знать не хочу, мерзавца этакого».

Но врачи не должны так говорить. Во-первых, это людей не переделает; во-вторых, наш долг помогать без отказа; в-третьих, я на самом деле далеко не так свиреп; и, в-четвертых, таких случаев слишком много.

Я поставил лишь одно условие — категорическое. Его жена должна явиться ко мне, чтобы я лично мог посвятить ее во всю историю.

— Для вас самого это лучше, — оказал я. — В противном случае вы никогда не разделаетесь с вашей болезнью. Вы будете поправляться, а жена будет снабжать вас свежими порциями микробов. Кроме того, раз она больна, ей тоже надо обратиться к врачу, ко мне или к другому. Она тоже человек. Надо вам подумать и о ней, и о ребенке.

Его губы зашевелились, точно он собирался заплакать.

— И что вы выгадали, — продолжал я. — Теперь вам опять придется два месяца лечиться, и жена больна, и совесть, небось, мучает. И все-таки вам не миновать скандала. А скандал вам предстоит двойной: и за вас, и за нее.