– Знать бы, что с ним случилось.

Гуго очень похоже оттянул тетиву невидимого лука. Лекарка кивнула.

– А когда?

И вот попробуй объясни... Гуго выхватил из холодного очага уголек и написал на стене слово год. Прокла только беспомощно пожала плечами. В попытке объясниться Гуго открыл рот, но исторг только рычание. Прокла вдруг махнула рукой.

– Ты кивай. Давно в него стрела попала? Месяц? Нет. Полгода? Нет. Меньше? Больше? Год? Ой, плохо. Если за это время не умер и не выздоровел, значит, наконечник там. Надо вытаскивать. Ты одной рукой держи свет, а другой, ему ноги. Он вроде в беспамятстве, а как станет больно, начнет биться, себе навредит.

И все это будто уговаривая.

Хитро изогнутая толстая проволока прокалилась над пламенем и остыла. Ведунья приложила кончик себе к руке, после чего осторожно начала шарить в ране. Колдушенок дернулся и застонал. Гуго показалось, что внутри у того что-то звякнуло. Так и есть. Проволока зацепила наконечник и потянула. Тут уж пришлось налечь на парня всем телом. Того выгнуло дугой. Заорал, захрипел, зашелся булькающим кашлем.

– Держи!
– Крикнула Прокла и дернула на себя проволоку. Та выскользнула из раны, а вот наконечник застрял. Женщина ловко подцепила его концом инструмента и вытянула таки наружу. Следом хлынул зловонный гной и кровь. Много крови. Тело парня дернулось последний раз и замерло.

Гуго чуть не взвыл. Показалось, будто -- все, конец. Лекарка, однако, рук не опустила, схватила со стола длинную полосу ткани, макнула в горшок с каким-то варевом и начала запихивать в рану, туго забила ее так, что кровь перестала сочиться, и только тогда отступилась.

Сердце Иолантиса стучало мелко-мелко. Но стучало.

Пока.

Гуго привалился к стене. Усталость скрутила такая, будто камни ворочал. Хозяйка тоже присела. Руки ее мелко дрожали. Вроде плевое дело - проволокой пошуровать - а высосало до донышка!

– Ы-ы-ы?
– попытался задать вопрос Гуго.

– Не знаю, - пожала плечами Прокла.
– Истощал сильно. Лечили плохо, били. Не знаю. Накрой его одеялом, вон лежит. К утру не отойдет - выживет.

Хозяйка ушла в дальний угол. Там у нее стоял еще один топчан. Она недолго повозилась что-то приговаривая, свернулась калачиком, натянула на плечи одеяло и затихла. А Гуго остался над умирающим Иолантисом.

Уходила надежда - единственный человек, который мог бы ему помочь. Гуго нащупал под одеялом безвольную холодную руку парня.

Выживи. Я тебя прошу. Великие силы, помогите ему. Помоги ему, Небо.

Под утро уже на рассвете навалился тяжелый как замшелый валун сон. Хоть пальцами глаза держи. Гуго почему-то казалось, как только он уснет, парень перестанет дышать. Вот и сидел, таращась в серый сумрак . В окошке засветлело. По полу пробежала мышь. Далеко в деревне заголосил петух...

... рукав белой полотняной рубахи двигался как бы сам по себе. Руки в нем не было. Вообще тела в рубахе не было. Но она жила, шевелилась. Рукава разлетались и вздергивались. Больше того, Гуго точно знал, кто в ней. Знал и ненавидел. Рубаха вдруг пошла винтом, взвихрилась и полетела выше и выше к небу и дальше по синему полю - чайкой...

Страх подбросил Гуго. Он проснулся, понимая, что дал слабину, прозевал и ничем уже не помочь.

Худой как весенний суслик Иолантис лупал глазами и бессмысленно улыбался. В дальнем углу колодой спала уставшая Прокла.

Жизнь продолжалась.

2

– И что мы тут делаем?

– В данный момент?

– Вообще. Я хочу знать, за какими демонами мы сюда притащились?

Хорошо, что над головой полоскался навес, иначе дурное солнце уже прожгло бы в их головах дырки. Лекс в просторной белой тоге возлежал на широком, цветастом ковре, Энке метался по пространству, ограниченному тенью, и бушевал.

Вокруг простирался порт. С одной стороны сияла бухта, обсыпанная мелкими зелеными островками, посередине которых торчали причудливые скалы, с трех других - людское кишение. Тюрбаны башенками, тюрбаны тыковками, пагри, дастары, банданы, головные накидки, еще какие-то кундюкалки -- призванные служить головным убором, и все это самых разнообразных цветов. Дхоти, лунги, чудридары, шальвары, паджи... Пространство кроме того вмещало в себя огромное количество коров, коз, кур и прочей мелочи. И ни одной женщины. За то грязь по истине мифологическая!

Друзья прибыли в Ваджамандрипур накануне поздно вечером. Морем. И переход-то был всего-ничего - дней десять - но качкой, отвратительной едой и душной сыростью вымотал до невозможности.

Шаланда бросила якорь в виду берега. Мгновенно образовавшаяся ночь залила пространство китайской тушью. Знакомцев в городе ни у того, ни у другого как-то не случилось, вследствие чего они остались ночевать на судне, привычно скрючившись в гамаках, чтобы утром, прихватив пожитки, сойти на твердь.