14

14

Следующие дни были полны тоской, одиночеством и болью. Грыт кашлял, выплевывая кусочки легких, каждый вздох отдавался ломотой и рвал горло. Грыт искал веселых мальчишек и не находил: они наслаждались свободой на далеких островах, где никто не наденет на них ошейник. Он ждал в кабинете Хозяйку, но она не приходила. Он листал книги, рассматривал картины, изо всех сил желал посмотреть на море - но башня больше не показывала иллюзий.

Нежданной радостью стал найденный в библиотеке хмирский го-дань, такой же, как случайно достался ему еще в степях Тмерла-хен. Грыт перебирал струны, вспоминая груду трофеев, наваленных на землю перед идолом Хсы, торчащий оттуда странный толстый лук с тремя медными тетивами и смех жреца, объясняющего, что это не оружие. Тогда еще Грыт научился извлекать из струн будоражащие душу звуки.

Грыт умирал. Нет, он не жалел себя и не сетовал на несправедливость. Зачем? Он прожил отличную жизнь, полную приключений и легенд. В поисках памяти повидал десятки стран, говорил с оракулами и мудрецами, любил прекрасных женщин. А ведь мог навсегда остаться в нищих степях Тмерла-хен, не увидеть ничего, кроме бесконечной травы и табунов. Боги были милостивы, подарив ему не только испытания, но и радости. Те два года с Басьмой... если бы он остался! У них был бы сын, и еще десяток-другой лет спокойного счастья. Правда, тогда бы он не узнал имени легенды.

Последняя мечта, заведомо несбыточная, поманила обещанием мира и покоя. Вернуться домой, в Сашмир. Да, он готов назвать дом Басьмы своим домом, готов остановиться и забыть о поисках. Забыть горько-сладкие слезы снов - единственное, что от них осталось. Но, но... ледяная жаба уже глотнула мороза и росла, вытесняя дыхание.

Грыт бродил по башне, не надеясь больше на разговор с Хозяйкой. Где-то на дне души еще шевелился интерес: тайна манила, звала поторопиться и раскрыть ее, пока есть время. Наверное, башня услышала его. А может, Хозяйка уже забыла о нём и не заперла двери.

По этой лестнице он не ходил ни разу. Узкая, крутая, она вела на самый верх. Он еле взобрался, четыре раза останавливался вздохнуть. А последние ступени преодолевал тихо, на цыпочках, отчаянно боясь кашлянуть: из открытой двери доносились тихие звуки струн и нежный, словно мать воркует с новорожденным, голос.

– ...мой солнечный. Помнишь, как в лесу Фей...

Грыт застыл на пороге, не в силах выдохнуть от изумления.

Хозяйка Ветров сидела на полу, у ног незнакомого юноши, гладила сильную руку с тонкими длинными пальцами и что-то говорила, заглядывая ему в лицо . Золотые локоны свободно падали на высокий лоб и широкие прямые плечи, глаза ясной лазури глядели вдаль.

"Нет, это не один из мальчишек, - пронеслась мысль.
– Такого среди них не было".

Просторная комната с высоким сводчатым потолком, обставленная почти аскетично, но уютно и с любовью, полнилась розово-золотым закатным сиянием. Теплый ветерок звучал струнными переборами и ласкал ароматами луговых трав. Но что-то в идиллической картине с первого же взгляда показалось неправильным, укололо глаз.

"Кукла! Он же неживой", - испугался Грыт.

Юноша моргнул и двинул свободной рукой.

Грыт не успел облегченно вздохнуть, как Хозяйка Ветров обернулась. Музыка смолкла, ветерок утих. А Грыт забыл, как дышать.

На лице Хозяйки Ветров печаль мешалась с нежностью, всегда бесцветные глаза сияли сиреневым и голубым, а сама она казалась юной девушкой, влюбленной и беззащитной в своей любви.

Она растеряно улыбнулась, приложила палец к губам и встала. А юноша так и остался сидеть, равнодушно глядя в никуда.

– Познакомься, Грыт. Это Хилл шер Гейзен по прозванию Стриж, мой супруг, - в напевном, нежном голосе звучали гордость и вызов.
– Светлая половина моей души.

Взгляд Грыта прилип к бездумному юноше, а разум кипел: половина души? Супруг?! Злые боги...

– Ты умеешь играть на кифаре?
– в голосе колдуньи звучала... просьба?!

Он кивнул, и в руках оказался чудесный инструмент черного дерева, сделанный гениальным мастером.

– Сыграй, Грыт. Черная Шера скучает, а я не умею.

Он сел на стул, тронул струны: кифара была настроена на принятый в империи лад. Заиграл старинную песню о вечном страннике, пасынке богов. Звучали только струны - горло сжимала судорога, а в легких ворочалась жаба. Хозяйка Ветров замерла, не закончив шага. Казалось, она парит в воздухе, как облако, и память течет дождевыми струями по ее щекам.

– Играй еще, - попросила она, когда Грыт закончил.

Он снова нежил струны: тоскливые мелодии снежных пустынь перетекали в песни хмирских рыбаков, сменялись куплетами лесных охотников... А Грыт удивлялся странному ощущению, словно Черная Шера в его руках пела сама, звала, что-то пыталась сказать.

Почудилось, что юноша шевельнулся. Грыт обернулся и встретился глазами с синим пустым взором...

Страшно! Словно глянул в бездну Хсы.

Он вздрогнул, закашлялся. Боль рвала грудь, колотилась в висках, взламывала грудь. Он не мог остановиться, не мог вздохнуть - все кашлял и кашлял, пачкая драгоценный ковер кровью.