Шрифт:
Генерал К. Ф. Телегин, вручая документ, долго всматривается в лицо выдающегося писателя. Они встретились впервые.
Весь день 8 мая проходит в праздничной суматохе. К. Симонов хочет видеть все, не пропустив ни одной детали. И как его не понять: сегодня каждый штрих, каждый шаг — история. Он встречает на аэродроме Темпельгоф руководителей союзных делегаций и иностранных корреспондентов. Многие из них считают за честь познакомиться с известным на весь мир советским писателем.
До ночи он ходит по залам и комнатам военно-инженерной школы в Карлсхорсте, отведенным хозяевами гостям. У него тут много знакомых. Командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник В. И. Чуйков, с которым знаком со Сталинграда, начальник штаба фронта генерал-полковник М. С. Малинин, с которым встречался под Москвой. Особенно рад он видеть генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского, в полку которого Симонов закончил бои на далеком Халхин-Голе в Монголии. У них есть что вспомнить, есть о чем поговорить. И разговоры тянутся часами. Есть знакомые среди журналистов, фотографов, кинооператоров: Евгений Долматовский, Л. Славин, Б. Горбатов, В. Гроссман, Р. Кармен.
В первом часу ночи в небольшом актовом зале школы под флагами стран-победительниц — СССР, США, Великобритании и Франции — фашистская Германия признала свое поражение.
За центральным столом маршал Г. К. Жуков, заместитель министра иностранных дел СССР Л. Д. Вышинский, командующий американской авиацией дальнего действия К. Спаатс, главный маршал авиации Англии Артур В. Теддер, командующий французской армией Ж. Делатр де Тассиньи.
В зале много корреспондентов советской и иностранной прессы, еще больше советских генералов.
Неистовствуют фотографы и кинооператоры.
К. Симонов в дневнике пишет:
«Сидящие за центральным столом выглядят очень по-разному. Спаатс не выражает на своем лице ничего. Вышинский суетится. Жуков сияет. Сидящий рядом с ним Теддер с его приятной, но невыразительной внешностью, слегка улыбаясь, что-то говорит через переводчика Жукову… У Делатра де Тассиньи вид человека, приехавшего позже других, озабоченного этим и спешащего войти в курс дела…
Смотрю на Жукова, на его красивое, сильное, тяжелое лицо и вспоминаю встречи с ним во время боев с японцами на Халхин-Голе, когда он был еще комкором и командовал там, в Монголии, нашей армейской группой…
Жуков… сухо говорит:
— Введите германскую делегацию.
Двери распахиваются, и входят Кейтель, Фридебург и Штумпф, за ними несколько офицеров, видимо адъютанты…
Я слежу за Кейтелем. Он сидит, положив перед собой руки в перчатках… Сначала сидит неподвижно, глядя перед собой, потом чуть поворачивает голову и внимательно смотрит на Жукова. Снова смотрит в стол перед собой и снова на Жукова. И так несколько раз подряд. И хотя это слово, казалось бы, предельно не подходит к происходящему, но я все-таки вижу, что он смотрит на Жукова с любопытством. Именно на Жукова и именно с любопытством. Как будто он увидел человека, который его давно интересовал и сейчас сидит всего в десяти шагах от него…»
Подписывается исторический документ. Жуков стальным голосом говорит:
— Германская делегация может покинуть зал.
И тут зал задрожал от аплодисментов, ликующих возгласов. Победа!
«И вдруг все накопившееся в зале напряжение исчезает, — пишет Симонов. — Исчезает так, словно все надолго задержали воздух в груди и разом выпустили его. Общий облегченный, расслабленный выдох.
Капитуляция подписана. Война кончилась».
Я привожу тут выдержки из дневников К. М. Симонова потому, что они сами стали уже историей. Достоверной, яркой, как все достоверно и ярко, что писал Симонов о войпе.
Война кончилась, но кончились ли солдатские дороги Константина Симонова? Он идет по ним еще много, много лет. Идет хорошим, твердым шагом, и кажется, нет конца у этих памятных дорог.
Действительно, казалось, что у этих дорог не будет конца. Но конец, к сожалению, пришел раньше, чем думал сам писатель и миллионы его почитателей.
Но сделано очень много. Симонов и после войны трудился и творил по-фронтовому. Вспомним хотя бы его трилогию «Живые и мертвые», отмеченную Ленинской премией. А его знаменитые телевизионные солдатские мемуары — рассказы о полных кавалерах ордена Славы?
Наше знакомство продолжалось и после войны. Была и переписка.
В 1978 году я опубликовал небольшой отрывок своих фронтовых воспоминаний в газете «Литературная Россия». Это пришлось ко дню рождения Симонова. Газету, сопроводив ее запиской, послал по почте писателю.
Через несколько дней почтальон принес мне письмо от Симонова. Вот оно:
«Дорогой Паша! Спасибо за внимание, за теплую твою записку и за то, что ты написал про меня, грешного, в «Литературной России». От доброй души ты мне передал, конечно, лишку, в частности, например, к огорчению моему, в освобожденный Минск я не попал и оттуда не писал.
Что-то и Вася Коротеев в том письме, что он послал тебе из Сталинграда, сильно мне передал лишку. Если говорить по правде, сам он и куда больше, чем я, был в Сталинграде, и больше, чем я, рисковал, и глубже, трагичнее все это пережил.
Это уж для точности. А так — еще раз спасибо товарищеское. Читал твою вещь и думал, а ведь мы с этим чернявеньким, лихим младшим политруком первый раз встретились вон когда — 39 лет назад и вон где — за тридевять земель. А все, глядишь, живы и даже иногда (умеренно) попиваем водочку. Право же, молодцы!..»