— Вам же, — обратился к стратегам, которые шли в Филипополь и Адрианополь, — повелеваю: пока я буду у аваров, и буду вести переговоры с аварами, сделайте из городов этих неприступные крепости и стойте там стеной. Из когорт, которые будут поступать, формируйте новые легионы и заботьтесь об их ратной боеспособности. Каждый день, каждый час используйте для этого. Я постараюсь аваров задержать в Анхиале или где-то еще, пока вы не соберетесь с силами и да поможет нам бог в наших мероприятиях.

Коментиол повернулся на восток и осенил себя крестным знамением. Он знал, на что решается, и потому не без умысла уповал на бога. Воистину правду говорят видавшие виды люди: только тот, кому нечего терять, может решиться на такое. Чтобы хоть на что-то опираться в своих ожиданиях и иметь все же под ногами твердь, послал к стратегам, стоящих против персов, доверенных людей своих, вручив им, кроме эдикта императора, еще и собственное послание, и в том послании описал положение на северских рубежах, как такое, что граничит с катастрофой.

«Против нас поднялись авары и славяне, — писал, не объясняя, какие славяне, и тем умышленно сгущал краски. — На подступах к Константинополю стоит стотысячное аварское войско, а на Дунае собирают силу склавины. Вся надежда на вас, достойные, и на ваши возмужавшие в сечах когорты. Шлите немедленно, и шлите все, что можете прислать. На это уповаю, того только и жду. Опоздание на час может быть непоправимым, а на день — катастрофическим. Император осознает это и потому соглашается: пора примириться с персами, ищет только приличных для империи резонов на такое примирение».

Стратег Коментиол знал: где-где, а на поле боя с персами давно ждут примирения, поэтому не могут не порадоваться, узнав о нем, а довольные всегда щедрее. Может, и не намного, все же больше пришлют когорт, чем все того ожидают.

Так мыслил, будучи в Константинополе, на это полагался и тогда, как уходил из Константинополя. На путях, ведущих к аварам, должен был думать уже о другом: как задержать их на дальних подступах, что сделать, чтобы поверили и раз, и два, и третий?

Первое, что заметил, отправившись в Анхиалу, где уже стоял лагерем каган и верные ему турмы: авары не воспользовались виллами поверженных ромеев, разбили палатки перед собором святого Антония и живут в палатках.

Свидания с каганом в тот день не произошло — где-то он был, чем-то другим занимался.

— Тем лучше, — сказал на это Элпидий и попросил разрешения у стоявших ближе к кагану, разбить где-то неподалеку палатки и отдохнуть с дороги.

Видели, по-другому зажглись глаза кагановых советников, пожалуй, понравилось, что послы византийские не идут в виллы сородичей своих, а уподобляются им, аварам, и поселяются в таких, как и у них жилье.

Пока разбивали палатки, и устраивались, и отдыхали, прошли еще сутки. Авары и дальше не звали.

— Каган знает, что мы императорские послы, — поинтересовались у советников, — что посланы для переговоров?

— Да, так.

— Так хотели бы вести уже их.

— Когда найдет нужным, позовет.

«К лучшему или к худшему это?» — усомнился Элпидий и обратился к своему соратнику и стратегу Коментиолу:

— Что, если Баян затеял что-то неладное и медлит нарочно, чтобы потом сказать: «Поздно вести переговоры, должны были раньше придти»?

— Ничего, — успокоил его Коментиол, — набивает цену себе и только. И пусть набивает, нам не привыкать. Не напрашивайся больше, сиди и молчи.

— Если же не сидится, стратег. Может и такое случиться: пока мы будем отсиживаться здесь, турмы аварские выйдут к Длинной стене и постучат в медные ворота Августиона.

— Если к тому будет идти, нас заранее предупредят. Я предвидел это и оставил своих выведников на путях. По-другому советую поступить: повели челяди щедро накрыть столы и звать к трапезе тех аваров, с которыми успел познакомиться. Во-первых, познакомимся ближе, а во-вторых, что-то выведаем под хмелем.

Элпидий согласился на это. И столы накрыл щедро, и в гости пригласил тех из окружения кагана, кого знал. Но должен был остудить свои намерения и довольно быстро: авары отказались от пиршества.

— Видел? — и перепугано, и недовольно посмотрел предводитель посольства на Коментиола. — Они же что-то затевают или затеяли уже и ждут удобного случая, чтобы прогнать нас, как бродячих псов. Нужно идти и добиваться встречи с каганом.

— Только не сегодня, Элпидий. Раз накрыл столы, садись и трапезничай, во всяком случае, делай вид, будто не опечален тем, что отказались. Думаю, именно этим и поймаем его рано или поздно.

Больше не обращал уже внимания на сидение посла. Снял с себя парадное одеяние, облачился в обычное и сел за трапезу. Один день пил, и веселился, и ходил по стойбищу аварскому или улицам Анхиала и второй тоже. Казалось, и не обращал внимания на то, что ходит между супостатов. Одних только приглашал разделить с ним застолье, с другими и делил его. Аж пока не напомнили: