А потом к нему самому словно вернулись его четырнадцать лет, и он живо припомнил первые недели после окончания школы: подъем в пять утра и долгая дорога через горы с приготовленными мамой бутербродами с сыром и фляжкой холодного чая.

Шесть трудных миль приходилось ему отмерять каждое утро, чтобы добраться до шахты, которая убила отца.

Он никогда не забудет самый первый день и подступившую к горлу тошноту, когда подъемник, раскачиваясь, устремился на семисотметровую глубину, в кошмарный мир тесноты, отчаяния и изнурительного труда.

И еще шесть миль обратного пути после первой рабочей смены. Он так устал, что сомневался, доберется ли до дома. Позже, сидя перед огнем в старом цинковом корыте, когда мать соскабливала с его тела толстый слой пыли, он понял с абсолютной точностью, что в жизни должно быть нечто лучшее, ибо он чувствовал в себе рвущуюся наружу некую таинственную силу.

Так оно и вышло, потому что как некоторые рождаются, чтобы стать артистами, великими хирургами или музыкантами, Аза Морган родился солдатом, природным лидером. Для него зов армейской жизни звучал столь же неодолимо, как для других – зов церкви. Именно поэтому, как ни парадоксально, его спасла война: благодаря ей он навсегда покинул Ронду и связал свою жизнь с армией.

Тропа, описав полукруг, возвращалась назад, к Малхэму, и именно на обратном пути, когда Морган начал спуск в так называемую Сухую долину, это произошло. Он приблизился к наклонному камню, под которым они позавтракали тогда, укрывшись от дождя.

Долго сдерживаемая агония наконец-то прорвалась.

– Нет! – вскричал Аза. – Нет! – И, словно за ним гнались все силы ада, бросился бегом в долину, спотыкаясь и скользя по предательски размякшей земле.

Пришел в себя он на мощенной известняком дороге, что вела к краю огромного, почти стометрового обрыва. Ветер унес туман прочь, и под ногами Моргана простирался весь Дейл.

Ярость, подобной которой он не испытывал никогда прежде, поднялась в нем, как раскаленная лава.

– Я иду, негодяй! – закричал Морган. – Я иду!

И во весь дух помчался вниз по дороге.

В полдень следующего дня он уже стучал в дверь квартиры на Кавендиш-сквер. Непалец Ким в аккуратном белом пиджаке с начищенными медными пуговицами открыл ему. Не говоря ни слова, Морган прошел мимо него. Фергюсон сидел за письменным столом в гостиной, нацепив на нос очки с толстыми стеклами и с головой уйдя в груду бумаг.

– Однако ты нехороший мальчик. – Бригадир поднял голову и отодвинул бумаги. – Не скажу, чтобы бедного Стюарта приняли у нас с распростертыми объятиями. Возможно, из-за тебя его производство задержится еще на пару лет.

– Я хочу добраться до него, Чарльз, – сказал Морган. – Я сделаю все, что ты скажешь. Играй в свои игры сколько угодно, но ты должен дать мне шанс.

Фергюсон встал и подошел к окну.

– Как говорил Бэкон, месть – это правосудие без закона. Нехорошо. Совсем нехорошо. Слишком много эмоций. А эмоции ведут к ошибкам. К тому же тебе уже не двадцать пять. – Он решительно покачал головой. – Нет. Догуливай отпуск и возвращайся в Белфаст.

– Тогда я подам в отставку.

– Ничего не выйдет. Не тот случай. Не забывай о своей категории секретности. С тобой особая история. Ты останешься с нами навсегда. Как в военное время.

– Ну, ладно. – Морган развел руками. – Ты сказал, что у меня есть месяц. Что ж, месяц так месяц.

Он повернулся и вышел прежде, чем Фергюсон успел что-нибудь ответить.

Теперь Морган успокоился и полностью контролировал свои поступки. Дикий всплеск эмоций в Малхэме и последующая сумасшедшая гонка на юг сняли накопившийся в нем избыток напряжения. Он снова стал профессионалом – холодным, расчетливым и способным на объективную оценку происходящего.

Проблема была в другом: с чего начать. Он сидел в гостиной своей квартиры на Греншам-плейс. Только что пробило четыре часа дня. Перед ним лежали различные газеты с репортажами с места покушения. Раздался звонок в дверь. Морган открыл и увидел Гарри Бейкера с кожаным чемоданчиком в руке.

Бейкер прошел в гостиную.

– Ты довольно круто обошелся с молодым Стюартом. Что ж, парню надо еще многому учиться.

Морган последовал за детективом и остановился, засунув руки в карманы.

– Ладно, Гарри, выкладывай, чего ты хочешь?

– Мне звонил Фергюсон. Жаловался, что ты снова его достаешь.

– А он сказал, что предупредил меня, чтобы я не совал свой нос куда не следует?

– Да.

– Итак?

Бейкер достал трубку и начал ее набивать.

– Ты спас мне жизнь в Никозии, Аза. Если бы не ты, снайпер всадил бы мне пулю между глаз. Ты оттолкнул меня и сам получил рану в спину.

– Всем нам свойственно ошибаться.

– Если Фергюсон узнает, мне конец. Но черт с ним. – Бейкер открыл чемоданчик, достал оттуда папку из плотного картона и бросил ее на стол. – Держи. Там все, что нам известно – а это совсем немного – о человеке, стрелявшем в Максвелла Кохена и убившем Меган. Мы прозвали его Критским любовником.