С каким страстным энтузиазмом вспоминает об Вас Пахульский здесь, после своих свиданий с здешними тузами, в особенности после Губерта, который встретил его, конечно, с большою важностью и при первых словах объявил ему, что он так занят, что ни за какую цену не может давать уроков, что если бы ему предлагали сто рублей (!!!) за урок, то он и тогда не поехал бы, но в конце концов смягчился и сказал, что он согласен давать Пахульскому один урок в неделю, но даром этого делать не будет и меньше пяти рублей взять не может, а вчера при первом уроке объяснил ему, что недурно было бы, если бы Пахульский на первое время брал два урока в неделю, и на ответ того, что он очень этому рад, спросил не трудно ли ему платить за два урока, на что тот ему ответил, что он получает довольно большое жалованье и может все его употребить на уроки. Принимая все эти впечатления, вспоминая о Вас и сравнивая всех этих тузов с Вами, он заканчивает свои восторги словами: “Боже мой, что это за человек! Вся здешняя ватага его пальца не стоит, и как он деликатен, человечен!”. Да, это так человек.

Вчера я пробовала с Данильченко в четыре руки нашу сюиту, милый друг мой. То, что мы сыграли, восхитительно, но трудно очень, но я, конечно, все-таки буду работать над нею. У меня только для Ваших сочинений и есть терпение, потому что оно вполне вознаграждается. Моя жизнь здесь еще не вошла в свою обычную колею....

Милочка начинает учиться на фортепиано. Вообразите, какая романическая у нее любовь к Вам, Петр Ильич. Она хранит конверты от Ваших писем на память. До свидания, мой милый, бесценный друг. Будьте здоровы и спокойны. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Рим,

1880 г. января 12-13. Рим.

12/24 января 1880 г.

Сегодня утром я получил письмо от Соlоnn'a. Письмо очень любезное и милое, но в нем он извещает меня, что завтpа, 13/25 идет в Chatelet моя симфония. Меня это донельзя, до крайности огорчило. Если б хоть одним днем раньше он мне написал, то я бы поспел еще отправиться и вовремя приехать в Париж. Конечно, Colonn'a я винить не могу, ибо, желая обеспечить за собой инкогнито, я ему писал, что здоровье мне мешает присутствовать при исполнении моей симфонии, и он не обязан был хлопотать, чтобы письмо его пришло во-время. Но мне так досадно, что от меня ускользнул единственный случай прослушать мою симфонию. Я так радовался этому случаю, обещал себе такое наслаждение присутствовать при исполнении ее никем не знаемый и не замеченный! Полагаю, дорогой друг, что он и Вас известил не во-время, ибо Вы, наверное, предупредили бы меня. Нечего делать. Во всяком случае, я очень тронут сочувственными словами Colonn'a и рад, что симфония пойдет. Как мне благодарить Вас, мой милый друг, за это благодеяние. Я знаю, что симфония большого успеха иметь не будет, но она заинтересует многих, а это очень важно для распространения моей музыки, которого я не могу не желать всеми силами души.

Получил два часа тому назад Вашу телеграмму. Благодарю Вас!

Погода стоит скверная и очень холодная. Вчера выпал снег и пролежал всю ночь. Я уже имею некоторые известия о болезни отца. У него был сильный припадок лихорадки, после которой рассудок его помрачился, и доктор подозревал разжижение мозга. Последние известия от 6 января. В этот день он хотя почти всех узнавал, но говорил несвязные речи и все ловил что-то руками.

13/25 января 1880 г.

Сейчас получил разом и Ваше письмо, и “Русскую старину”, и телеграмму от Colonn'a. Последняя гласит следующее:

“Symphonie tres bien acqueillie, grand succes pour Andante et surtout pour Scherzo. Suis heureux vous annoncer cette bonne nouvelle. Ecrirai demain” [“Симфония очень хорошо принята, большой успех имели Анданте и в особенности Скерцо. Счастлив сообщить Вам эту хорошую весть. Напишу завтра”].

Это, разумеется, мне очень приятно, и я опять благодарю Вас, Надежда Филаретовна, за все, за все.

Я живо представлял себе и до Вашего письма грустные чувства, которые Вы должны были испытать по поводу разлуки с милыми Вашими сыновьями. Но это горе, которое носит в зародыше и много радостей. Сколько счастья принесет Вам их приезд на страстной и на каникулы.

Радуюсь успешному устройству уроков Владислава Альбертовича. Дай бог ему всякого успеха. Будьте здоровы, дорогой друг!

Безгранично Вас любящий

П. Чайковский.

1880 г. января 14-15. Москва.

Москва,

14 января 1880 г.

Милый, бесценный друг! Вообразите, что я Ваше письмо от 3 января получила только двенадцатого, в субботу, и поэтому никак не могла получить денег из банка раньше вторника, 15 января. Из этого Вы видите, мой дорогой, что я не виновата за просрочку присылки перевода. Я не понимаю, где пропадают письма; в девять дней можно из Бразилии получить письмо, а тут получаешь из Рима, да и то еще вечером. Я была в затруднении, послать ли всю сумму в лирах, или частию и в рублях, так как Вы в феврале предполагаете приехать в Россию, но я все-таки решилась послать все в лирах; не знаю, угадала ли я.

Как Вы счастливы, что находитесь в тепле, милый друг. Здесь так холодно, что тоска берет.

В воскресенье мы слушали “Лебединое озеро”. Что за прелесть эта музыка, но постановка балета очень плоха. Я уже видела его и раньше, но теперь было сказано в афише, что он вновь поставлен с улучшениями и украшениям и, и между тем все так бедно, сумрачно. То ли дело в Вене, прелестно, роскошно: освещение сцены великолепно, костюмы блеcтящи, декорации, машины, все отлично. Здесь же, наоборот, все дурно, и в хореографическом отношении очень плох этот балет. Прелестная музыка русского танца совсем пропадает в этой смеси французского с нижегородским самого танца, который есть просто балетный solo с русскими ухватками в иных местах. Лучше всего сочинен венгерский танец, и публика потребовала повторения. Театр был совсем полон, хотя шло на бенефис балетмейстера Ганзена и были полуторные цены.

Как я рада известию, что наша сюита будет еще исполняться. Как мне хочется ее слышать. Сейчас прочла в афише о восьмом симфоническом собрании, в котором будет играть Auer и петь какая-то Альбини. Оркестр будет исполнять Моцарта и Шуберта.

Сейчас Пахульский поехал к Юпитеру Григорьевичу просить его позволения представиться его брату и взять его в свой класс [Смысл фразы: В. А. Пахульский просил Н. Г. Рубинштейна принять Г. А. Пахульского в свой класс.]. Быть может, и согласится. Говорят, что громовержец стал теперь несколько тише, даже решился Устав издать. Губерт с своею супругою был в балете “Лебединое озеро”.