Мы очень, очень хорошо устроились в своем новом помещении, и жизнь приняла ровное и правильное течение.

Будьте здоровы, дорогая моя!

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Флоренция

1881 г. декабря 4-5. Флоренция.

4 декабря 1881 г.

Вот уже несколько дней, что я получила Ваше письмо, мой милый, несравненный друг, и каждый день собиралась писать Вам, но до сей минуты не могла дойти до этого, потому что здесь была Лиза, на обратном пути из Рима и Неаполя, и это отнимало у меня время. Вчера она уехала и увезла моего дорогого Воличку. Этот ребенок все время не переставал поражать своим любящим сердцем....

Много бы я могла еще рассказывать Вам, милый друг мой, об этом необыкновенном ребенке, да уж боюсь и надоесть. Мне очень дорого, мой бесценный, что Вы хотите иметь его фотографию, и я, конечно, с удовольствием ее Вам пришлю; кстати, я его здесь и снимала.

Вообразите, милый друг, что я на днях получила Ваше письмо от 14 октября, в котором именно Вы писали мне о женихе Веры Львовны. Оно пришло в Рим после моего отъезда, и его держали в гостинице до приезда теперь Лизы, которая и привезла мне это письмо и много других очень давних.

По поводу смерти Кадминой Лиза говорила здесь, что она в кого-то влюбилась и неудачно, без сочувствия, поэтому и отравилась. Это жаль, из-за этого не стоило отнимать у себя жизнь.

Как Вы себя чувствуете, мой милый друг? Какое действие на Вас оказывает воздух Рима? Дай бог, чтобы хорошее, укрепляющее. А каково теперь Модесту Ильичу? Отерпелся ли он? Ах, я вспомнила его вопрос, на который я в свое время не могла ответить, потому что не знала тогда, где Вы находились; ато вопрос о нашей встрече в Риме. К большому моему сожалению, я тогда не видала Модеста Ильича, и мне это очень жаль, потому что, конечно, мне было бы чрезвычайно приятно увидеть его воочию; до сих пор я знаю его только по фотографии.

Я жду Вас во Флоренцию, мой милый друг, и уверяю Вас, что Вы не будете жалеть этого обмена. Здесь так хорошо, что и сказать нельзя, а для здоровья как будет Вам полезно. Сегодня у нас пасмурно, но это ничего не значит,-все-таки хорошо.

5 декабря.

Сейчас я получила еще Ваше дорогое письмо, милый друг мой. Вы ошибаетесь, думая, чтобы я здесь когда-нибудь сидела безвыходно в комнате. Нет, дорогой мой, я бываю на воздухе во всякую погоду. В прошлые дожди я пользовалась каждою минутою, когда утихал, чтобы бежать на свою террасу, которую я очень люблю. Я не совсем сочувствую, милый друг, Вашему восторгу тою прогулкою, которую Вы недавно сделали в Риме; ведь это почти в городе, и я предпочитаю ей нашу прогулку недавно по долине между наших гор. Мы хотя и часто проезжали селения, но это были деревни настоящие, а я их всегда предпочитаю городам. Сознайтесь беспристрастно, милый друг, что в Риме, как и во всех городах, воздух отвратительный, в иных местах приходится нос затыкать. Да, впрочем, я Вас как-то ревную к Риму за Флоренцию.

Как меня безгранично радует, что Вы принялись опять за композицию, что Ваше всегда чудное вдохновение опять вернулось к Вам. Какой роскошный сюжет Вы выбрали для Вашего сочинения. Коля и Сашок пишут мне, что они были в “Орлеанской деве” и возмущены ужасно, что был выпущен дуэт короля с Дюнуа, этот несравненный дуэт, который я так обожаю.

Коля очень интересуется знать, с Вашего ли это согласия сделано. Не слыхали ли Вы, друг мой, -и правда .ли это, что Направник ссорится с Давыдовым и вследствие этого, вероятно, оставит свое капельмейстерское место? Это пишет Сашок как петербургский слух.

Об Саре Бернар я знаю от киевского корреспондента “Московских ведомостей” и нахожу, что в Киеве правильнее всего к ней отнеслись. Она просто хорошая актриса, а уже никак не гений, и те поклонения, которые ей делали в Вене, ничем не оправдываются. А некой ужас случился в Вене; теперь просто в театры опасно ездить.

Какие известия от Ваших молодых? Слава богу, что Александра Ильинишна и Таня здоровы, сохрани их господь и на будущее время. Как бы я желала Татьяне Львовне скорее хорошего жениха. До свидания, мой милый, бесценный друг. Всею душою горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

1881 г. декабря 6-9. Рим.

Рим,

6/18 декабря 1881 г.

Сегодня утром получил Ваше письмо, дорогой и милый друг. Вы спрашиваете, как я себя чувствую в Риме? В общем превосходно. Ежедневно, просыпаясь, благодарю судьбу за то, что нахожусь здесь. Температура римского климата совершенно та, которая нужна моему организму, и не оттого, что здесь тепло, а, наоборот, потому, что в Риме я наслаждаюсь постоянной прохладой. Я ненавижу спертый воздух сильно натопленных комнат, как это делается у нас в России, не люблю также и другой крайности-сильного мороза, мешающего дышать все.й грудью. И этот контраст между тропической жарой комнат и холодом улицы для меня чрезвычайно неприятен. Здесь, имея постоянно отворенные окна, я целый день чувствую себя в приятной прохладе, освежительно действующей на голову и на нервы. С другой стороны, я должен признаться, что здешняя природа, здешнее яркое солнце производят на меня иногда слишком возбудительное действие. Мне довольно трудно найти в здешней жизни такие часы дня, в которые, отрешившись совершенно от действительности, можно углубиться в свое дело, не замечая, как идет время. Все хочется быть вне дома, на что-то смотреть, даже бесцельно фланировать, утром ища солнца, а после полудня-тени. Мне кажется, что, несмотря на вернувшуюся охоту писать и на то, что ежедневно я посвящаю делу несколько часов, я не напишу здесь много. Впрочем, зачем много? Нужно, чтобы хорошо писалось, и я надеюсь, что так и будет. Что касается Модеста, то он теперь совершенно здоров. Я ему сообщил, что Вы осведомляетесь о нем, и он просит передать Вам, дорогая моя, чувствительнейшую благодарность. Во Флоренцию мы собираемся, но позднее. Я убежден, милый друг мой, что буду очень хорошо себя там чувствовать, и готов был бы даже хоть сейчас туда переехать, хотя бы потому только, что Вы меня приглашаете, но мне жалко оставить брата, который кроме того, что любит очень Рим, связан еще состоянием здоровья своего воспитанника. Последнему предписан именно Рим, и теперь его здесь лечит американский доктор Томсен (очень известный в Риме), и, пока лечение не будет кончено, им нужно здесь оставаться.

Мать Коли, г-жа Конради, писала вчера Модесту, что Направник оставил свое дирижерство в Муз[ыкальном] об[ществе] вследствие каких-то интриг. Вместо него концертами будет управлять Давыдов, которому этого давно хотелось. Мне очень жаль, если Направник ушел действительно вследствие интриг и неприятностей. Это безусловно честный человек, а как дирижер, несмотря на некоторую холодность, имеет огромные достоинства ..Сомнительно, чтобы Давыдов мог с успехом заменить его.

Племянница Вера наслаждается полнейшим счастием. Она пишет мне, что оба они так заняты друг другом и своей взаимной любовью, что даже забыли о Париже, и кроме обязательных посещений великого князя нигде не бывают. Дай бог, чтоб счастье это было прочно.