Разные исследователи честеровского сборника по-разному идентифицировали прототипов его героев, даже по-разному его датировали (от 1586 до 1612—1613 гг.), по-разному определяли круг, из которого он вышел (вдохновители, участники, издатели, печатники и др., их связь с содержанием книги). Но академику не до дотошных деталей: старой гипотезе А. Гросарта (но без упоминания слова «гипотеза» и имени англичанина) придаются «теоретические» аксессуары единственно верного, окончательно всё объясняющего Учения. «Пафос сборника в тоске о неосуществлённом национальном примирении». «Сборник порождён не семейным кризисом Роджера Ретленда и его жены и их гибелью, а наступлением национального кризиса…» И даже так: «Шекспировское стихотворение указало на приближение конца эпохи Возрождения» (!). И все эти и другие в том же духе декларации о книге, которую, судя по всему, Н.Б. и в глаза не видел...

Безапелляционность многих, в том числе и достаточно странных, суждений Н.Б. по различным спорным вопросам проистекает прежде всего из непонимания самого процесса научного познания. До оконнательного признания, основанного на бесспорных, проверенных фактах, все предлагаемые (обоснованные) решения проблемы должны рассматриваться как гипотезы. Ценность, научная состоятельность, перспективность гипотезы определяются её соответствием уже известным достоверным фактам и способностью предвидеть, открывать новые. В процессе научного состязания (дискуссии) гипотезы не только сравниваются, но в известном смысле и взаимообогащаются. Но научная гипотеза не может быть отвергнута только на том основании, что она противоречит другой гипотезе; в ходе дискуссии их статус одинаков и критерием оценок могут служить только факты. Это относится и к проблеме личности Шекспира («шекспировскому вопросу»), и к частным проблемам шекспироведения, таким как тайна честеровского сборника.

Но для Н.Б. эта важная фаза научного процесса — фаза состязательного сосуществования различных гипотез по одной и той же проблеме — просто непостижима. Полюбившаяся ему (или имеющая сегодня официозный статус) гипотеза сразу перестаёт быть таковой, она уже не рабочий инструмент научного поиска Истины, а сама объявленная окончательной и само собой разумеющейся Истиной, за несоответствие и тем более за противоречие которой всякие другие решения проблемы, другие гипотезы отвергаются или просто игнорируются. Игнорируются или неузнаваемо искажаются даже достоверные, но нежеланные или непонятные факты и тексты.

Проигнорировав важнейшие факты и тексты, подтверждающие новую датировку и идентификацию прототипов героев честеровского сборника, академик вдруг разыграл целую сцену вокруг хантингтонского экземпляра, где дата на титульном листе отсутствует (не пропечатана или срезана ещё в типографии или позже). Этот интересный факт я в «Игре об Уильяме Шекспире» просто констатировал наряду с другими, не делая из него каких-то определённых выводов. Однако Н.Б. уверяет читателей: «Гилилов делает вывод, что на титуле была какая-то другая дата, а именно 1613 год!» Но и это, оказывается, не всё. Развивая и раскрашивая свою выдумку, бросаясь такими словами, как «подделка» и «фальшь», Н.Б. поведал читателям, что факсимильное изображение этого титульного листа в моей книге якобы намеренно дано «в другом масштабе», чтобы запутать читателя! В действительности в «Игре об Уильяме Шекспире» воспроизведены (многие — впервые в мире) с самых разных ксеро-, фото- и микрофильмокопий более двух десятков титульных и рядовых страниц из дюжины разноформатных (кварто, октаво и др.) изданий шекспировской эпохи. Все эти иллюстрации издательство печатало в одном формате, в чём легко убедиться. Никаких исключений не делалось, да и зачем бы?!

Недостойные и нелепые инсинуации нашего оппонента выходят за рамки научной дискуссии и свидетельствуют, что, по его мнению, такая провозглашённая им благая цель, как «оборона Шекспира», оправдывает все средства, включая и неблаговидные. Но случилось так, что ложь и некомпетентность сами себя наказали, выставившись на всеобщее посмеяние. В обвинительском азарте академик приписал мне ещё и преднамеренное сокрытие от читателей «Игры» даты «1601» на шмуцтитуле всех экземпляров честеровского сборника. Опять странная выдумка. Об этой дате на шмуцтитуле не только сказано на странице 70 [5] моей книги, но на странице 440 (первое издание) помещено и факсимиле шмуцтитула с датой и моей разъясняющей подписью: «Так он выглядит во всех трёх экземплярах». По иронии судьбы и по чьему-то недосмотру это факсимиле шмуцтитула (да ещё вместе с разъясняющей подписью!) было воспроизведено из моей книги в тексте газетного интервью академика, причём прямо над его словами, обвиняющими меня в утаивании даты шмуцтитула! Какой заслуженный конфуз...

Очень странные заявления, прямые ошибки, вымыслы, грубые искажения фактов и текстов, нелепые обвинения как в статье-брошюре Н.Б., так и в его газетном интервью — на каждом шагу, я насчитал их более полусотни. Здесь я коротко остановился только на некоторых, так как детальное рассмотрение всех образчиков аргументации Н.Б. может составить целую книгу; в этом нет нужды. То, с чем мы ознакомились выше, убедительно демонстрирует ненаучность доводов даже самых воинственных охранителей стратфордской веры. Им не на что опереться, кроме упования на привычную традицию, да ещё на «чудо гениальности», которое противопоставляется научному анализу достоверных фактов. Поэтому хотя разбор доводов, подобных вышеприведённым, может показаться утомительным, дискуссия безусловно полезна, ибо никто лучше самих сторонников Шакспера не может продемонстрировать слабость их позиции, всю глубину непонимания ими Великого Барда и Великой Игры, в которой они, не сознавая того, тоже принимают участие.

В своей борьбе с «антишекспиризмом» академик Н.Б. не ограничился только большой статьей и газетным интервью. После того, как в газете «Известия» осенью 1998 года я отметил некоторые из самых удивительных утверждений Н.Б., он добился специального заседания Президиума Российской академии наук для заслушивания его сообщения о проблеме шекспировского авторства в связи с выходом в 1997 году книги Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире». О том, что такое мероприятие имело место, я узнал через полгода из случайно попавшей мне в руки академической газеты. Выступая перед аудиторией, состоявшей из учёных совсем других специальностей, в большинстве своём «Игру об Уильяме Шекспире» не читавших, Н.Б. «опровергал» содержавшиеся в этой книге факты и гипотезы; как можно было понять из рассказа посетившего заседание корреспондента газеты, «опровергающие» доводы были те самые, что приведены выше. Присутствие автора обсуждаемой книги, который мог бы осложнить гладкое протекание запланированной процедуры, академик счёл нежелательным и в список приглашаемых его не включил! Качество и объективность полученной почтенной аудиторией информации понятны. Не исключено, что инициатор мероприятия надеялся завершить его принятием достаточно эффективной, если не «разгромной», резолюции.

Однако, насколько мне известно, до принятия какого-то «решения» по «шекспировскому вопросу» и по «Игре об Уильяме Шекспире» дело не дошло (не те всё-таки времена), и о «шекспироведческом» заседании (кстати, организованном Н.Б. в обход имеющейся при Академии шекспировской комиссии) стали быстро забывать. Хотя некоторые из непримиримых энтузиастов «борьбы с антишекспиризмом» сначала сгоряча и приняли это невинное мероприятие за сигнал об осуждении «антишекспиристов» и очередном официальном «закрытии» «шекспировского вопроса». Не скоро ещё переведутся у нас любители «закрывать» мировые научные проблемы испытанными в лихие для иных наук десятилетия «методами»...