Внизу в просторном холле, а также в саду имелось несколько оригинальных скульптур, выполненных из металла и изображающих животных — журавль с подогнутой ногой, худая и длинноногая собака, несколько фламинго… Они были сделаны словно из наплавленного в беспорядке олова — такое получается при работе паяльником. На одной из скульптур Вероника прочитала фамилию скульптора — Ряшенцев. Наверное, все это стоило огромных денег…

Столовая являла собой еще одну крайность — интерьер напоминал избу рыбака. Стены обшиты оструганными и отполированными до блеска деревянными досками. Из того же материала была сделана и мебель — простая и добротная. Но самым необычным был потолок, отделанный настоящей рыболовной сетью: дизайнер просто подвесил кусок сети к потолку и в нескольких местах закрепил его — наподобие того, как простегивают матрас. Обедать в такой столовой было удивительно уютно…

Когда Вероника думала о причине многообразия стилей, на ум ей приходило два предположения: либо Анатолий с женой, как нормальные советские люди, которые выросли в квартирах-маломерках, просто обалдели от свалившегося на них богатства и поэтому не сумели выбрать одно направление, а решили запихнуть сразу все стили, которые только поместились на их трех этажах; либо же в выборе интерьера сказались существующие между супругами противоречия… Последнее предположение почему-то казалось Веронике более вероятным. Жена Анатолия, Алла, не понравилась ей с первого взгляда. Возможно, это была просто невольная ответная реакция на неискреннее, змеиное выражение ее лица при первой же встрече. Так или иначе, Вероника чувствовала, что каждое общение с Аллой оставляет у нее в душе неприятный осадок — как будто она наелась чего-то горького или кислого.

«И чем только она могла понравиться Анатолию?» — недоумевала про себя Вероника. Конечно, фигурка у нее миниатюрная и точеная, лицо — если бы не нарисованная морщинами маска недовольства — можно было бы назвать даже красивым… Да, все это так. Но у нее же ужасная аура — так, кажется, называла это психолог Алена? Аура вечной брюзгливости, едкости, готовности из-за любого пустяка впасть в визгливую бабскую истерику… Таких людей Вероника видела насквозь. Уже в который раз она убеждалась, что физиогномическое чутье ее не подводит.

— Вы передержали рыбу, Вероника, — трагическим тоном сообщала ей Алла после обеда, как будто в этом несчастном куске стерляди была заключена вся ее прошлая, настоящая и будущая жизнь.

Или:

— Не ходите по полу босиком — это негигиенично. Ноги потеют — и вы испачкаете паркет…

Такого рода бесконечные замечания Вероника выдерживала, спасаясь только одной мыслью: «Эта карга заплатит мне деньги… Много денег… А то, что она все время ворчит — это ее личные проблемы…» И все-таки Веронику всякий раз передергивало, когда она вспоминала о своей хозяйке.

Вот и сейчас она сидела, дожидаясь, пока в холодильнике застынет желе, и губы ее невольно надувались от обиды. Эта Алла говорила с ней за завтраком таким высокомерным тоном, как будто всегда, с самого детства, была такой, как сейчас. Как будто всю жизнь носила домашнее платье из легкого дымчатого шифона, купленное в дорогом бутике, ела на завтрак авокадо с креветками и легким взмахом руки отсылала прислугу. А ведь все это — Вероника знала наверняка — появилось у кичливой Аллы совсем недавно и без всяких ее усилий.

Вероника злилась на себя за эти рассуждения, но все-таки ловила себя на том, что завидует этой женщине, хотя та явно завидовала ей. Иначе откуда бы это желание подчеркнуть ее провинциальность, тонко, не впрямую унизить? Даже Том в этом доме подвергался дискриминации: он жил во дворе, как обыкновенный уличный пес, еду Вероника два раза в день выносила ему за дом, в густые заросли молодых вишен. А вот породистая Глафира имела право топтать своими элитными лапами любые ковры и паркеты…

Когда Вероника в конце первого трудового дня пожаловалась Анатолию, что его жена ее невзлюбила, он успокоил ее и сказал, что она ведет себя так со всеми.

Вероника хорошо помнила тот первый вечер — полный чудесных ночных ароматов и трелей кузнечиков… Они сидели с Анатолием на балконе, куда он вызвал Веронику специально, чтобы расспросить ее о том, как прошел день. Кругом на белых стенах веранды были развешаны пучки сухой полыни, источающие горький и терпкий аромат… Вероника устало откинулась в мягком, покрытом плюшевым пледом кресле, а Анатолий порывисто, по-мальчишески курил, облокотившись на витые металлические перила…

— Лучше не обращай на нее внимания, — говорил он. — Она вообще у меня большая любительница напрягать всех по пустякам. Это все «профессорское» воспитание… Аллочка у нас выросла в семье рафинированного интеллигента, где детям с детства внушали, что они лучше других. И вот результат. Сама она еще ничего — посмотрела бы ты на ее брата и сестру…

Веронике совсем не хотелось в такой изумительный вечер слушать про каких-то брата и сестру Аллы.

— А зачем здесь развешана эта полынь? — мягко перевела она разговор на другую тему.

— А это Алла так отгоняет комаров. А заодно — нечистую силу, — со скептической ухмылкой пояснил Анатолий.

— Между прочим, напрасно ты смеешься, — сказала Вероника. — Полынь — очень крутая штука. Во всяком случае, насчет комаров — это вполне резонно. А вот по части нечистой силы — это я не мастак. Утверждать не стану…