Он появляется там в праздник Введения, в 1778 году. Через восемь лет принимает постриг и становится Серафимом. После смерти своего духовника, отца Пахомия, преподобный уходит в лес, в Дальнюю пустынку, в нескольких километрах от монастыря.

Здесь совершает подвиги поста и молитвы: 1000-нощное столпничество, молитва на камне, затвор. Молитва на камне совершалась следующим образом: каждую ночь Серафим поднимался на огромный камень и молился с воздетыми руками. Днем молился в келье, на небольшом камне, с которого сходил только для недолгого отдыха и приема скудной пищи.

Камень или остров? На берегу мордовского моря –утес.

В 1825 году он обретает дар пророчества и чудотворения, начинает принимать у себя людей, утешая и исцеляя их.

Есть легендарный сюжет, связывающий его с Романовыми, — в июле это выглядит актуально. После восшествия на престол Николая I старец таинственным образом явился ему и благословил на царство.

Серафим скончался 15 (2) января 1833 года.

Вскоре после его кончины начался культ и почитание его мощей, всероссийское паломничество. Это достигло апогея к 1900 году. В 1903 он был канонизирован и прославлен. На канонизацию приезжал государь император Николай II с семьей (еще одна встреча с Романовыми), о чем повествуют гравюры и фото. Царица купалась в специально сооруженной деревянной купальне. Молились о сыне. Сын родился, но оказался болен гемофилией, — английские, династические хвори.

После революции мощи преподобного были привезены в столицу, где их показывали в музее атеизма. Потом они пропали и были вновь обретены в 1991 году.

*

В истории Серафима есть акцент, который обычно остается в умолчании. Его подвиг совершается после пугачевских событий — на границе, разделившую империю Екатерины II и прорву бунта. После восстания Петербург командирует в эти места десант государевых людей: инженеров, землемеров, администраторов. Начинается широкая программа по цивилизации края (края в буквальном смысле: до этого края дошел Пугачев). Прохор Мошнин приходит на пугачевскую границу вместе с людьми Екатерины. Он сам «десантник», миссионер. Он выступает как участник общего просветительского проекта, носитель городского пространства, которое вместе с новой Москвой транслировали в глубину России Киев и Петербург.

Это важное дополнение к традиционному образу святого. Обычно Серафим воспринимается как представитель леса, отшельник, ищущий уединения от города, живущий «против города». На деле он выступил в свое время как креститель леса, действующий и молящийся «за город». Его можно скорее принять за петербуржца, нежели за москвича. Он как будто вне Москвы: мимо нее (под ней?) прошел из Киева в Саров. Из города на берег языческого, непокоренного моря; это море проливается под самую Москву, под ее дырявое днище. Кремль в июле вознесся высоко над темною водой, — и вдруг обнаружил под собой сырую бездну: в этом видна полная мера московской высоты и страха скорого падения. Так можно толковать великую (календарную, пасхальную) потребность Москвы в преподобном Серафиме.

Икона изображает Серафима согбенным стариком. Он был искалечен бандитами; ему сломали спину. Нападение было бессмысленным. Неужели разбойники всерьез искали у него сокровищ? Серафим простил их. Его классический облик сложился после покушения. До того он был богатырем, обладал необыкновенной силой. Он был человеком ампирным, светлым. Храмы в честь него должны строиться каменные.

На Серафима — пограничника, устроителя городского, внятного пространства — опирается православный календарь в тот сложный момент, когда Москва сошла с вершины лета и под ней нарисовался, пусть мыслимый, но провал в древнюю темень и осень.

*

Я долго занимался пограничными (арзамасскими) стереометриями и теперь продолжаю их разбирать. Арзамас и Саров друг от друга в семидесяти верстах. Здесь отметились многие, в том числе оба моих московских сочинителя, Пушкин и Толстой. Интереснейшее место: ментальный обрыв, «балкон» — здесь московская бумажная плоскость зависает над древним морем мордвы. Пушкин смотрел в это море с холма в Болдине, и говорил: я заперт, заколдован на острове Калипсо, здесь не суша, но волшебное море и скалы.

Арзамасец Пушкин. Происхождение названия литературного общества таково: в 1811 году петербуржец, столичный житель Дмитрий Блудов в этих местах заблудился, словно утонул в море. Спасся, вскарабкался, как на балкон, в город Арзамас.

Вернувшись в столицу, вместе с друзьями, среди которых первый Василий Жуковский, в память о том спасении он организует общество «Старый Арзамас».

Толстой добрался до арзамасского «обрыва» (и сорвался с него) в сентябре 1869 года. Это приключение он позднее назовет арзамасским ужасом. Мы еще к нему вернемся.

Здесь хотелось бы отметить еще одну деталь. Наверное, Толстой слышал о Серафиме Саровском, но особого внимания к нему не проявлял. Пушкин, современник преподобного Серафима, проведший по соседству с ним два болдинских сезона, 1830 и 1833 (год смерти святого), «обрусевший», омосковленный, вернувшийся к вере Пушкин, который сравнивал Болдино с островом Патмосом, а себя с Иоанном евангелистом, ничего не знал о Серафиме Саровском. Тем более ничего не знал о нем Дмитрий Блудов, основатель литературного «Арзамаса». В свою очередь, ничего не знал о них преподобный Серафим. Словно они пребывали в разных мирах, на разных этажах русского мира, поделенного (трагически растреснутого) по вертикали.