Мы оказались правы. Машинист рассказал всё, как было. Потом говорила Татьяна Васильевна, Алексей Петрович, и, наконец, незнакомый нам железнодорожник прочитал приказ, где было сказано, что начальник дороги объявляет нам с Гришей благодарность и награждает нас часами. Потом… Я уже не запомнил всего, что было потом. Девочки поднесли нам цветы, и все нас поздравляли. А тётя Даша даже расплакалась и сказала, что она никогда не верила, что мы разбойники. Только к вечеру все успокоились.

За ужином ко мне подошла Люся Михайлова. Она была какая-то совсем другая, тихая и задумчивая.

— Скажи, Толя, — начала она неуверенно, — как это вы могли молчать? Ну ни словечка!.. Пять дней!.. Ведь это такое событие! Такое крупное событие!..

— Скромность и выдержка, — ответил я, стараясь подавить в себе чувство необыкновенной важности, которое распирало меня в течение всего дня. — Надо уметь быть стойким, — прибавил я и подумал: «Если бы не мой друг Гриша Туманов, я бы давно всё разболтал, да ещё приукрасил…»

— Молодцы! — сказала Люся и глубоко вздохнула.

Ей хотелось ещё что-то спросить меня, но она не решалась.

— Может быть, ты хочешь узнать, который теперь час? — поинтересовался я.

— Да, да, Толя… — зашептала она растерянно. — Скажи, пожалуйста!

Небрежным жестом я отвернул рукав рубашки и взглянул на сверкающий циферблат.

— Без четверти девять, — сказал я. — Совершенно точно, как с последним сигналом по радио!

Мне очень хотелось сказать: «А вот ты говорила — курица забрела на участок. Курица! Подумаешь!». Но я не сказал. Уж если быть скромным и сдержанным, так быть им до конца!