И я засел за письмо своим родителям.

“Здравствуйте, дорогие мои папа и мама! Это письмо я писать вам не хотел, так как любой сюрприз должен предстать всегда в максимальном блеске. Но обстановка складывается так, что мое молчание может привести к нежелательным последствиям. Помните, еще будучи в Горьком, я просил вашего согласия на брак с любимой девушкой Ниной. В этом вы не поняли меня, приведя массу доводов в нежелательности брака. Так вот... Ниночка – моя жена. У нас есть маленькая дочка Оксанка. Я хотел вас с ними познакомить в очередном отпуске. Но если случится так, что они приедут к вам без меня, прошу вас их любить и жаловать, так как это самые дорогие мне люди. Простите, что сделал все сам, молча, не поставив вас в известность. Но, как мне кажется, все к лучшему. Советов спрашивают, чтобы не следовать им, а если и следуют, то только для того, чтобы в будущем было кого упрекнуть. Я же не хотел упрекать вас ни в чем и никогда. Так что можете быть спокойны. Ниночка – прекрасный человек. Именно такая жена и нужна моряку. Я счастлив. Остальное – мелочи. До встречи! Привет Могилевским. Целую. Ваш мореман.”

“Успокоив” таким образом родителей на счет своего ближайшего и отдаленного будущего, я занялся вопросом обеспечения настоящего и будущего своей семьи. Денег, как всегда, не хватало. Цены на продовольственные и промышленные товары кусались. Прежде всего надо было решать продовольственную программу. Обсудив вопрос с помощником по снабжению и найдя (или нашед) приемлемое решение, док начал искать возможность “отправить гонца” в Техас, что учитывая отмену всех увольнений, представляло значительные трудности. Но и здесь решение было найдено. Выписав своему старшине первой статьи Стойкову отпускной билет, заверенные бланки которых имеет любой уважающий себя корабельный офицер, ранним утром, без ведома начальства, доктор “спустил” его с корабля: основная задача – не попасть в руки комендантских патрулей. Но для этого и существует гражданское платье. Стойкое Дима (а не старшина первой статьи) вернулся на корабль глубокой ночью, великолепно выполнив поручение своего шефа. “Кто не рискует, тот не пьет шампанское”. Продуктами на ближайшее время семья была обеспечена.

Обстановка постепенно разряжалась. А может, просто люди к ней адаптировались? Но не было уже той психологической напряженки, царившей на кораблях две недели назад. Все шло по расписанию. И сборы, и разборы. И грудь четвертого человека была на месте. В назначенный день на корабль прибыло бестолковое курсантское племя. Итоговая проверка готовности корабля к походу. Вышестоящим штабом выдано “добро”.

Накануне выхода в море лейтенанты решили организовать культпоход в ресторан, испросив разрешение начальства. Выбрали “Волну”. Не по уровню сервиса, а “токмо по причине наличия варьете”. Администрация ресторана и артисты-неудачники узнав, что утром их случайные гости уходят “на войну”, финансировали отдых офицеров из неисчерпаемых кладовых теневого бизнеса. В расписание работы увеселительного заведения были внесены коррективы: бал прекратился в четыре утра. В 9.00, прощально взревев, корабль покинул родную базу. Жизнь на несколько месяцев вперед остановилась.

В кают-компании рассказывали анекдоты, приключения, играли в домино, нарды, тараканьи бега. Предпоходовые страсти и прощальные волнения улеглись. Офицеры ТОВВМУ, несмотря на свои должности и высокие звания, все же чувствовали себя гостями. И перед корабельной лейтенантурой вели себя тихо. А может, просто забавлялись в душе над задиристо прыгающими петушками?

Я рассказывал.

Поехали три лейтенанта в санаторий. Доктор, особист и политработник. Познакомились с тремя отдыхавшими в санатории женщинами. По окончании отпуска улетели домой, а женщины начали делиться впечатлениями о своих знакомых.

– Мой доктор, – говорит первая, – в первый день подарил цветы и сразу же увел меня в свой номер. И когда на двадцатый день я ему предложила искупаться в море, он удивленно воскликнул:

– А что, здесь еще и море есть?

Вторая:

– Мой кавалер почему-то два дня знакомился с моей биографией и спрашивал о родственниках. Потом, пробормотав “согласен”, показывал чудеса любовной техники.

– А мой, – говорит третья, – в первый день прочитал мне лекцию о международном положении, ночь провел со мной в постели, а в последние двадцать дней упрашивал, чтобы я никому об этой ночи не рассказывала.

Кают-компания взорвалась хохотом. И вдруг ко мне подошел заместитель и зашелся в крике:

– Я вам не позволю бросать тень!.. Ваши анекдоты играют на руку китайским шпионам! Выйдите вон из кают-компании!

Офицеры еще больше развеселились, но мне было не до смеха. Побледнев, я медленно встал и среди возникшей тишины четко произнес:

– Вы не имеете права удалять меня отсюда! Я ведь могу...

– Вы – китайский шпион! Товарищи офицеры! Смотрите! Он мне не подчиняется! Я отдам его под суд! – верещал зам.

– Вестовой! – обратился я к матросу-вестовому. – Отныне мою пайку я жертвую заместителю. В кают-компанию я не зайду до тех пор, пока товарищ Бесполый публично передо мной не извинится.

И ушел в каюту.

Коллектив подавленно молчал. Брань из уст заместителя, раздавшаяся вслед уходящему, еще более сгустила атмосферу.

Через полчаса в каюте у доктора собрались командиры боевых частей, каждый старался свести все произошедшее в кают-компании к шутке. Тут же разрабатывалась тактика действий в защиту лейтенанта, так как известно, что “у сильного всегда бессильный виноват”. А сила и власть была на стороне заместителя, что исключало напрочь объективность в оценках. Победить в данном случае могло лишь упорство в достижении цели, последовательность в действиях жаждущего торжества справедливости. (Хотя и трудно по прошествии времени объективно оценить правоту каждого, как и степень вины). Однако доктор считал себя правым, в чем единодушно был поддержан лейтенантским коллективом. Но все же решающим моментом в разрешении любого флотского конфликта выступает позиция старшего начальника, а чаще всего – нежелание этого начальника что-либо решать. О том, что доктор отказался от посещения кают-компании, было доложено командиру. Вызвав меня к себе, адмирал пытался решить дело путем переговоров, однако я стоял на своем: экипаж сыт оскорблениями, ежедневно расточаемыми заместителем. Может быть, публичное извинение пойдет на пользу хаму. Адмирал с предложенным мнением согласился и обязал заместителя извиниться перед врачом. И тут началось:

– Начальнику медслужбы прибыть в каюту заместителя! – команда по трансляции. Ожидание лекаря человеческих душ напрасно. Звонок в каюту врача:

– Я что, должен вас целый час ждать? – требовательный фальцет оскорбленного руководящего честолюбия. Ответа нет. Гудки. Стук в дверь. Персональное посещение.

– Извините, моя каюта – мой дом, охраняемый конституцией. Я вас в гости не приглашал (доктор – заместителю).

Крик, оскорбления. И так в течение недели. И все же товарищ Бесполый вынужден был принести извинения доктору на общем собрании офицеров. Редчайший случай! На сей раз торжество справедливости обошлось лейтенанту в энное количество погибших нервных клеток.