В тумане шумел прибой. Разносился рев далекого крейсера подающего сигналы опасности. Мирно потрескивал костер, изредка разбуженная сновидениями тайга вскрикивала предсмертным криком очередной жертвы. Уставшие за день бойцы, подстелив под себя химкомплекты, расположились у костра, пытаясь уснуть. Прелесть ночи и необычайность обстановки нежным теплом разливалась по сердцу и загрубевшей от ветров и соленных брызг, коже. Блаженная ночь, оставшаяся в душе на всю жизнь.

С первыми лучами солнца туман начал редеть. Команда, поданная с крейсера, мигом подняла всех на ноги. Пробежка, умывание, завтрак, горячий, пахнущий хвоей чай, которым никогда не придется побаловаться в кают-компании. Корпост ушел на определенное ему место и приступил к выполнению определенной правилами артиллерийских стрельб работы. Оставшиеся у костра наводили порядок в зимовье и вокруг него, готовили и пили чай, стараясь вобрать в себя его необычайную прелесть.

Отгрохотав залпами, крейсер выслал тот же баркас и тот же шестивесельный ял за моряками, проведшими ночь вне расположения части. Пробившись сквозь прибой, шлюпка подошла к берегу. Нагруженная крабами и людьми, со второй попытки вырвалась на спокойную воду. Всего предстояло сделать три рейса, каждый из которых становился опаснее предыдущего, т.к. волна с каждым ударом становилась злее. Последним рейсом уходила с берега “группа захвата”. Имевший определенный навык управления шлюпкой, я должен был сесть на руль, следовательно, войти в нее последним. Гребцы, налегая на весла, с трудом удерживали шлюпку носом к волне. Сдвинуть тяжелую посудину, придать ей первоначальное ускорение – это задача последнего, садящегося в неё. Напрягшись всем корпусом, уперев ноги в скользящие под ногами булыжники, я сделал первую попытку. Но набежавшая волна одним ударом сбила меня с ног и бросила на камни. Химкомплект мгновенно наполнился ледяной водой. Однако, на счастье, уходящая волна поставила меня в вертикальное положение, лишив тем самым возможности захлебнуться. Приняв ледяной душ, незадачливый рулевой стал резвее и ... вторая попытка увенчалась успехом.

На баркасе меня встретили чисто флотской шуткой:

– Док! Ты сам мог бы и тонуть, но прежде, чем это сделать, нужно было оставить нам ключи от аптеки. Ведь за помин твоей души...

Но бледные лица товарищей говорили о том, что смешного в данной ситуации было мало.

На крейсере, успешно выполнившем все боевые упражнения, озябших военморов ждал горячий душ, теплая постель и вечно недовольный старший помощник.

Снявшись с якоря, корабль направился в Советскую Гавань – родную базу после долгой зимовки во Владивостоке. Предмайское настроение (было 29 апреля), успешно выполненные стрельбы в начале периода плавания (что само по себе праздник для моряка) вызвали в экипаже высокий патриотический подъем. Веселая суета и пенные брызги большой приборки, бравурная какофония звуков духового оркестра, репетирующего новые марши под руководством военного дирижера Михайлова, заливистый лай молодого симпатичного пса по кличке Чоп, недавно поселившегося на корабле, поднимали эти самые патриотические настроения еще выше. Командиры боевых частей, сидя в каюте механика, планировали организацию отдыха личного состава корабля в праздничные дни И рассуждали о том, как лучше этот отдых организовать для себя лично. Именно, рассуждали, т.к. планированием отдыха командиров БЧ занимается старший помощник и командир лично. В медицинской службе праздничные роли среди офицеров-врачей были распределены: каждый имел возможность сойти на берег на двое суток при непременном условии четкого обеспечения дежурства на корабле, график которого был составлен и утвержден мной. Сам же начмед ждал решения Командира.

Торжественно, под звуки духового оркестра вошли в бухту Бяуде, раздвигая носом плавающие тут и там льдины. Лихо развернувшись, “швартонулись” кормой к стенке и завели на бочки швартовы. Прочными канатами и тросами крейсер приковал себя к земле до получения нового приказа на выход. Вахтенная и дежурная служба заступила “по-якорному”. Часовой занял свой пост при входе на пирс, символизируя недоступность военного организма для случайного гражданского люда, собирающегося на берегу поглазеть на эволюции красавца-корабля, флагом своим и стремительными обводами приглашающего в походы, шторма и романтику.

В 16 часов 29 апреля четким голосом командира корабельная трансляция разнесла по всем жилым и служебным помещениям команду:

– Командирам боевых частей, начальникам служб прибыть ко мне в каюту.

Значение этой команды понял каждый из приглашенных: командир вызывает, чтобы объявить свою командирскую волю в распределении времени отдыха.

Энергично жестикулируя, командир, как гостеприимный хозяин, рассаживал прибывающих гостей-подчиненных на диваны и в кресла. А гости, испросив разрешения войти, чинно рассаживались, с долей подобострастия глядя на командира.

– Ну что, мужики, – начал свой обычный монолог Сергеев, – поработали мы славно. Пора и отдохнуть!

Чешские или болгарские врачи и социологи провели исследование различных социальных групп населения с целью узнать, кто больше всех говорит, т.е. выявить наиболее болтливый контингент населения. И, к всеобщему удивлению, нашли, что женщины, которым молва всегда приписывала первенство в этой области человеческого бытия, на самом деле занимают второе место. На первом стоят... моряки, вернувшиеся из плавания.

Так вот, командир “Суворова” полностью подтверждал этот социологический вывод. Монологи его могли длиться часами. Истории и были лились, как из рога изобилия, в каждом новом случае видоизменялись, обогащаясь новыми деталями, обретая фантастическую и нереальную окраску. Но своему командиру моряки прощали этот недостаток, т.к. его человечность и доброта в сочетании с решительностью и твердой волей делали его настоящим командиром, могущем и высечь за провинность, и защитить.

Выслушав наставления по питейному, любовному и служебным делам, получив “добро” на выходные дни, сказав несколько раз “спасибо” за пожелания счастливого отдыха, командиры БЧ удалились в каюты для подготовки к сходу на берег.