— Суть в том, Мерлин, что у нашего любимого ателье нет пандуса для инвалидных колясок.

Как будто дело было в этом.

Конечно, нет. Он так и сказал, на что Гарри тут же ответил, чуть повернув голову:

— Это метафора, Мерлин, и, прости мне мою маленькую слабость, я не имею намерения разжевывать тебе ее смысл.

Он был прав, как было нечасто. В страшном, в неудобном Гарри всегда оказывался прав. В Кингсмен из здоровых людей набирали самых лучших. О больных там речи идти не могло.

Он был неправ, как часто бывало с Гарри, и Мерлин устал ему это доказывать.

Мерлин молча допил чай и отставил чашку на столик. Гарри смотрел в окно, для него в последнее время это был единственный способ уйти от неудобного разговора. Отвернуться.

Мерлин посмотрел на часы. У него было двадцать минут, это либо еще одна попытка, либо чашка нормального чая у себя в координаторской. Гарри никогда не готовил ему тот чай, который Мерлин любил, и с приходом слуг мало что изменилось. Мерлин лично вырыл себе яму, набрав для Гарри идеально подходящую ему прислугу, послушную, как клавиши под пальцами музыканта. И если Гарри говорил — черного этому лысому, без сахара и две ложки сливок, то Мерлин сидел и давился тем, что принесли, а слуги никогда не спрашивали, какого чая желает сэр.

Мерлин со вздохом сделал выбор в пользу попытки.

— Послушай, — начал он, зная, что это слово обычно срабатывало в обратную сторону, и Гарри прилагал все усилия, чтобы не слушать. Как пятилетний ребенок. — Я уже показывал тебе разработки технического отдела. Ты всегда можешь заняться тем, для чего был создан.

— Я всегда этим занимался, за вычетом семнадцати лет с момента моего рождения и долгого тоскливого года после моей смерти, — мгновенно отозвался Гарри. Мерлин терпеливо поджал губы, проглотив едкий ответ, и, как мог, вежливо поправил:

— Я полагаю, машина для убийства — не твое призвание. От тебя не требуется ничего, кроме того, что ты всегда делаешь с большим удовольствием и вдохновением.

— Я и так спиваюсь, без помощи технического отдела. Уверен, им сейчас и без меня есть чем заняться, — светским тоном отозвался Гарри. Мерлин мысленно воззвал к богу, в которого никогда не верил.

— Нет. Я говорил о том, что ты просто будешь ныть и брюзжать не в пустоту, а в микрофон, и тебя будут слушать. И даже слушаться. Доминируй и унижай…

— Мерлин, — мягко произнес Гарри самым опасным своим голосом, так он обычно говорил с теми, кому уже вынес в уме смертный приговор. Мерлин тысячи раз слышал этот голос в наушнике и всегда знал, что будет дальше.

Теперь обстоятельства изменились, но Мерлин всегда подозревал, что Гарри втайне учится убивать взглядом и душить силой мысли.

Мерлину надо было выпить.

Год назад в жизни Гарри появилось еще больше тонкого английского юмора и самоиронии, чем мог выдержать нормальный человек, но Гарри никогда не был нормальным и едва ли когда-то не бывал невыносим. И все же некоторые перемены нельзя было игнорировать.

— Гарри, — в тон отозвался Мерлин и переложил ногу на ногу. — Я оставлю все данные на твоем компьютере. И если ты вспомнишь, что он настроен на голосовые команды, и перестанешь изображать графа Монте-Кристо, то, может, найдешь себе интересное чтиво на вечер.

— Спасибо, — Гарри был убийственно вежлив. — Предпочту сэра Вальтера Скотта. Никогда не читал утопий и не собираюсь начинать. Привычки в старости не меняют, Мерлин.

— Оставлю себе право надеяться на остатки твоего благоразумия, — Мерлин пожал плечами, уже зная, что бой проигран. За Гарри не водилось привычки себя жалеть, как, собственно, и менять своих решений. — Кстати, где Клэр? Она мне нравилась.

— Я ее уволил, — небрежно бросил Гарри. — Рассчитал два дня назад.

Мерлин застыл в дверях.

— Она сделала что-то не так?

— Да, — Гарри говорил так, как нормальные люди говорят о погоде. — Она работала на враждебную организацию.

Мерлин недоверчиво обернулся. Клэр было под шестьдесят, она была профессиональной сиделкой и точно не…

— Прошу прощения?

— На одного подлого ублюдка, который велел ей на ночь приковывать мое кресло фиксаторами к батарее. Имя она, к сожалению, не назвала, но сам факт саботажа более чем достаточен, ты так не думаешь?

Мерлин подавил желание закрыть лицо рукой. Они никак не комментировали еженедельные попытки Гарри выпасть на своем кресле с балкона или скатиться вниз головой с лестницы на первый этаж. Как будто предмет беседы был еще более непристойным, чем просто обсуждение щекотливого недуга в приличном обществе.

За домом следили посменно, Мерлин щедро платил операторам в надежде на день, когда Гарри перестанет ломать комедию.

Они оба знали, что упрямство Гарри могло победить любое, самое долгоиграющее терпение. С годами Мерлин обнаружил в себе тот же сорт уверенности в решениях и мог его противопоставить, но иногда ему очень малодушно хотелось придушить Гарри лично.