— Что это? Марс? — мгновение спустя спросила она.

— Нет, «Сникерс»! — машинально ответил Трифон.

— Отчень остроумно! — ввинтился в мозг дребезжащий голос Немки. — Вы в системе Каппы Полипа…

«Ничего себе! Нормальному человеку и не выговорить…»

— …на десятой от местного солнца планете. Она называется Октябрь.

— А всего планет, что ли, двенадцать? — догадалась Марфа.

— Да. И вы здесь, чтобы подавить восстание.

— Октябрьское? — прыснул Трифон.

Он слушал вполуха, то есть с учетом ситуации лучше сказать: одним полушарием. Его взгляд постоянно возвращался к Марфе, тем более что, кроме нее, на залитом солнцем полигоне смотреть было не на что. Он любовался ее стройными подвижными манипуляторами, покрытыми чувствительными волосками датчиков движения, изящной башенкой с чуть раскосыми смотровыми щелками — рудиментарным напоминанием о тех временах, когда для управления тяжелой машиной требовалась целая команда сидящих внутри операторов.

Трифон представил себе четверку небритых потных мужиков в грязных сапогах (которые мало того что сами забрались в его тонкое электронное нутро, но и для неясной надобности прихватили с улицы какую-то облезлую шавку) и содрогнулся от отвращения. Нет уж, слава конструктору, ПАУКу, то бишь полуавтоматической установке Каталкина, такая участь не грозит. Он перевел взгляд на Марфу и, не стесняясь Немки, подумал: «Все-таки какая лее она прелесть!»

— Не заводись раньше времени, — холодно посоветовала напарница. — На вот, остынь.

Она игриво обдала Трифона тонкой фотонной струйкой, не способной нанести серьезного ущерба, разве что выбить пыль. Но эта ласка только сильнее возбудила его. «Где эти чертовы повстанцы?» — в нетерпении пробормотал Трифон.

— Горятчий, горятчий малчик! — похвалила вездесущая Немка.

Он не ответил. Не хотелось нехорошо выражаться при напарнице.

— Марф, а можно я буду звать тебя Прелесть? — спросил он. — А ты меня…

— Балда! — перебила она. — Смотри!

Над дальней оконечностью полигона замигал светлячок вражеского портала. Отличить его от своего было легко по бледно-зеленому свечению. Из портала один за другим высыпались один, два, три… пятеро КЛОПов! Выплюнув пятого, канал вхлопнулся внутрь себя и стал невидим для датчиков Трифона.

«Ну ничего себе — пятеро! — возмутился он. — Извращенцы! Дешевые дрочуны!» Хотя, строго говоря, до сих пор не было доподлинно известно, откуда повстанцы черпают энергию для боя. Может быть, из детских страхов или боли одиночества. Тем более извращенцы! Вот в группе Трифона всегда работали парами. Разнополыми, естественно.

— Ого! — сказала Марфа, и хотя это «ого» относилось не к нему, Трифон возбудился еще сильнее. Выжимая из ходовой все возможное, он рванулся на огневую.

— Да, маленький, да. Ты справишься! — неслось ему вслед.

Сама Марфа осталась в тылу (вполне разумно, учитывая, что ей нужно больше времени на разогрев), по мере сил оказывая товарищу моральную поддержку. М-м-м… оральную, промычал Трифон и почувствовал, что сейчас взорвется. Нет, ни в какой поддержке он определенно не нуждался. Генераторы и без того гнали плазму как ошпаренные, разрядники были накачаны под завязку. Единственная проблема, беспокоившая его, — не разрядиться бы раньше времени. В воздух! А что, говорят, бывали случаи…

Как же долго продержала его в резерве злопамятная Немка!

— Марфа! — хищно прорычал Трифон.

— Что, маленький, что? — вспыхнуло в мозгу ласковое.

— У-у-у-у-у!

Первый залп удался на славу: рассредоточенный, навесной, по групповой цели. На то они и КЛОПы, чтобы давить всех скопом, пока не разбежались, не попрятались. Струи сверкающей плазмы накрыли как минимум троих, один из которых, тот, что телепортировался последним, не успел пройти и метра по сыпучей поверхности Октября. И, судя по виду повреждений, уже не успеет.

— Умничка, — похвалила Марфа, приближаясь. — А ну-ка, дай я!

Трифон резко перекатился вправо. Гибкие сочленения манипуляторов делали возможным такой маневр.

И очень кстати! Ответный залп слегка поджаренных КЛОПов не заставил себя долго ждать.

Мощный разряд ударил в то место, где секунду назад находился Трифон. В песчаной пыли образовалась трехметровой длины прогалина угольно-черного асфальтида.

Марфа била расчетливо, наверняка и совершенно беззвучно, что у предыдущих напарниц Трифона случалось редко. Обычно они хотя бы поскуливали в такие моменты или несли невнятную чушь; Олеся, например, материлась сквозь зубы, занудно-однообразно. Марфа молчала. Ее точечные удары уверенно находили цель: одну, вторую, третью. Наконец иссякла и она.