Царапающий звук повторился. Энгеран вскочил и быстро подошел к двери. Экран видеофона пуст. Снаружи — никого. В смысле, нет человека, стоящего перед «глазком». А если гость ползает? Движется горизонтально?..

Он не решился даже прикоснуться к ручке. Стоял и ждал, стараясь не думать о том, что может быть за дверью. Зачем-то взял длинную ложку для обуви, взял тихо-тихо, медленным плавным движением. Все-таки старая, железная, на меч похожа.

А может, это не за дверью? Где-то в стене? Или за окном?

Вернулся на цыпочках к столу и погасил лампу.

«Можно подумать, оно идет на свет!.. Ты идиот, Энге. Темнота — как водка, она дурманит, поднимает изнутри все потаенное».

Выждав и успокоившись, он вновь зажег лампу и сел к блокноту. Но краткие сводки о жизни в океане путали, морочили его, не наводя ни на какие мысли. Энгеран напрягал мозг, отцеживая из текста полезные крохи.

«Давление, — занес он в наладонник. — 5 км = 500 атм. В промышленной химии создается искусственно, увеличивает затраты. На дне оно бесплатное, само по себе. Реакции с катализаторами при высоком давлении? Платина».

Потом еще:

«По теории тяжелая вода накапливается в глубоких донных впадинах. Концентрация? Выгодна ли добыча? Стоимость разведки?»

Сверху послышались скрип и шорох. Он вспомнил — выше только крыша. Положил руку на ложку для обуви и зашептал:

«Я — колдую? Заклинаю?.. Если утро не настанет — что со мной будет? Смогу ли я выйти ночью из дома? Даже выглянуть в окно?.. Ночь. Жара. Июнь. «Голакала» приходит в июне. В это время пропал Арто. В июне устроила стрельбу Ласса. Она год прятала карту телефона! И передала ее в газету именно сейчас… А я стал нарезать круги у Глетской заводи, увидел таз с хвостом. Куда идти — к техногенщикам или ботаникам? Это похоже на какой-то механизм — обтекаемый корпус, двигатель… хвост! Рулевой плавник, антенна? Шишки на спине… Видеокамеры? Оно заметило меня и погрузилось. Сенсация. Кому продать? Кто это возьмет? Или в блог задвинуть?.. Но почему долговязый так боится? При встрече все время вертел головой. Два дайвера…»

«Кормовая база есть, — продолжала мудрить о рыболовстве Ласса, готовившаяся к бою на дебаркадере. — Большие площади шельфа в высоких широтах. Антарктические воды мало освоены, срок путины ограничен. Морская вода при 0° C — 7,97 мл кислорода на литр. Пресная при +30 °C — 5,57 мл, то есть его достаточно, если перейти барьер солености».

Это было последнее, что запомнил Энгеран перед тем, как свалиться в обморочный сон. Но прежде он закрыл окна, проверил дверные запоры, а в постель с собой взял ложку для обуви и шипастый молоток для отбивки мяса. Утром изможденная Муха очень удивилась, обнаружив рядом с собой железки. Кроме того, нашелся тайный арсенал под подушкой — баллончик со слезоточивым газом.

— Если под голову сунуть наручники, приснится садо-мазо? Котенок, кто из нас перегрелся? Хочешь пикантно поиграть — так и скажи, я это обдумаю.

При свете солнца полусонный Энгеран тупо взирал на собранное им оружие. Зачем оно? Надо автомат Калашникова… Он помотал головой, энергично потер лицо ладонями.

— Прости, я заработался. Казалось, кто-то лезет…

— Ты перепутал дома. Мертвецы из холма — это у тебя, на Планте, — нежно напомнила Муха, — а у меня красные монахи и офицеры с военного кладбища. Они мирные. От них помогает веточка рябины. Ты же писал про веточку. Помнишь, тебе иск вчинили — за подстрекательство к поломке насаждений?

— Да, да. И нашли в парке гектар конопли. Тьфу. Я будто обкурился… Никакой травы не надо. Высунул голову в пекло, прокалил макушку — полный бред и отек мозговых оболочек… Не придут к тебе монахи! Повесь на дверь бога с гухьяками как табличку: «Занято».

Доктор Криер вернулся и восседал в своем апартаменте, в южной башне университета Флорион. Окна распахнуты, под стенами река — пускай гуляет свежий ветер!

Ветер — ноль. Ну, пусть хоть что-то дует.

Как у порядочного чернокнижника, кабинет полон черепов и чучел, в банках плавают циклопы и безмозглые уродцы. Однажды доктор для развлечения принял Мариоля, поязвил над ним по поводу лох-несского чудовища и йети, а теперь не мог вытолкать репортера из своей жизни.

— Я уже читал ваш опус, — приветствовал он Энгерана. — Тени могильника, великолепно. Если бы я занимался мистикой, разнес бы в прах.

К счастью, доктор Криер занимался эволюционной физиологией. Само название этой науки заставляло Энгерана млеть и сладко трепетать, испытывая к доктору почти женскую любовь. Вот это гуманитарий высшей пробы, не занюханный физик-ядерщик!

— Садитесь. Наливайте. Охлажденное. С чем пришли?

— Я отснял в заливе чудовище, но без вашей консультации обнародовать запись не могу.

— Вы? Лично? Потрясающе. Наконец сбылась пословица: «На ловца и зверь бежит». То все чужими впечатлениями кормились, а тут самого накрыло. Может, жара?

— Камера была исправна, я — трезв. — Энгерана насмешки не брали.

— Я почему вас не гоню? Отвечу: люблю людей, уважающих мнение специалистов. Вы профан — ну, в большинстве отраслей профан, — но знаете, к кому пойти за советом.

Фильм про таз с хвостом, плывущий под мостом, доктор просмотрел молча, затем безжалостно резюмировал: