– Разгадка - в этих игрушках, Игорь. Их не зря присылали Шмакову. Хотели ему о чем-то напомнить, намекнуть на что-то.

– На что?

– Да откуда я знаю! Но копать нужно именно в этом направлении! Я еще раз посоветуюсь с Гроссманом.

***

– Допустим, Веня, ты прав. И игрушки эти действительно имеют смысл... Как ты это докажешь?

– Да в том-то и дело, Михал Семеныч, что - никак!

Гроссман подошел к окну и распахнул ставни. В комнату ворвался свежий морозный воздух.

– Сколько лет уже живу на свете и всё никак не перестаю удивляться. Природа... Зима... Снег... И годы летят... И столетия... Как странно, и, вместе с тем, как логично все устроено.

– Это вы о чем, Михал Семеныч?

– Да я о системе... О чем же еще-то, Веня? Мне кажется, тебе нужно как следует изучить биографию этого твоего клиента, этого Шмакова. Киллеры случайных людей не убивают...

Через несколько дней

Игорь сиял как начищенный пятак.

– Ну что, тряханули мы этого рыночного торгаша, Вениамин. У которого тачку угнали.

– И?..

– Не поверишь - сознался!

– В чем - в убийстве?

Рушинский посмотрел на меня как на идиота.

– Нет, конечно. В том, что отдал машину под давлением.

– Под чьим давлением?

– Он не знает. Вечером, в темном переулке, на него налетели двое, мужик и баба. Приперли к стене, угрожали оружием - то ли заточкой, то ли еще чем...

– Штыком, - подсказал я.

– Ну... Наверное. Так вот, налетели и вежливо так "попросили" ключи от его "Жигуленка". Сказали, что заяву об угоне он подать может, но не раньше, чем в половине четвертого следующего дня. В противном же случае... Они, вроде, о дочке его говорили - знают, мол, в какую школу она ходит, и так далее. Ну, он и... Испугался. Тем более, что рыльце у него в пуху - на его рыночной точке нелегалы работают, его дальние родственники.

– Он их запомнил, этих угрожавших?

– Почти нет. Темно было. Вроде без акцента говорили. Парень высокий, девка пониже... Лица, говорит, злые были...

– О да! По этой примете полгорода сразу пересажать можно!
– усмехнулся я.
– Тут вот мне Михал Семеныч идею подкинул - проверить как следует биографию убитого Шмакова.

– Он что, считает - мы сами до этого не додумались? И вообще, Вень, напрасно ты делишься ходом расследования с кем ни попадя...

Я вспылил.

– Это ты про кого так - про Гроссмана?! Да он - ветеран правоохранительных органов, у него все стены почетными грамотами увешаны!

– Да ладно, не кипятись! Ты мне лучше вот что скажи - Шмаков твой как на тебя вышел?

– Я ж тебе говорил уже - по газетному объявлению!

– Глупо как-то, ты не находишь? Такой жизненно важный вопрос для него и - по объявлению... Ведь не за подружкой он тебя проследить просил!

– Мне, Игорь, это тоже приходило в голову. Но теперь у Павла Петровича уже ничего не спросишь.

Рушинский полез в ящик своего стола.

– Вот, кстати... Фотоальбом господина Шмакова. Один-единственный, в кладовке пылился. Ну там, всякие дедушки-бабушки, дяди-тети, как я понимаю. Поизучать не желаешь?

– С чего бы?

– Ну, я не знаю... Так, для очистки совести. Ведь, по мнению Гроссмана, разгадка убийства - в прошлом Шмакова, так?

Я взял альбом - не очень-то увесистый - и пообещал подробно просмотреть его дома. После чего мы с Игорем расстались. Я вернулся в свою контору - в конце концов, у меня были и другие клиенты, кроме покойного Шмакова.

Тут-то меня и ожидал сюрприз...

Когда я поднялся на второй этаж обшарпанного здания и отпер ключом двери своего небольшого офиса, за мною по лестнице поднялся человек - средних лет и весьма неприметной наружности. Он приподнял свою шляпу в знак приветствия.

– Простите... Это ведь вы - Вениамин Смирнов?

– Допустим. Чем обязан?

– Мы могли бы поговорить у вас в кабинете?

Я поколебался.

– Хорошо, проходите. Располагайтесь.

Незнакомец занял один из свободных стульев у стола. Я снял пальто и, бросив его на потертый кожаный топчан, сел напротив визитера.

– Моя фамилия - Сорокин. Виктор Эдуардович Сорокин. Я был дружен с покойным Павлом Петровичем Шмаковым. Он ведь обращался к вам за помощью?

– Да. А вы откуда об этом знаете?

– От него же самого, - ответил посетитель.
– Павел звонил мне за день до... До трагедии.

– Можно спросить, о чем вы разговаривали?

– Я для того и пришел, чтобы вам рассказать... Он просил меня, если с ним что-то случится, прийти к вам.

– Так, интересно... Вы чаю хотите? На улице холодно, может, согреетесь?

– Благодарю, не откажусь.

Я встал и принялся священнодействовать с электрическим чайником и чашками.

– Что конкретно рассказал вам Павел Петрович?