Если бы Верлен не препятствовал моему отъезду, я бы не стал подавать на него в суд за нанесение телесных повреждений…

Верлен. …клянусь говорить правду, и ничего, кроме правды, да поможет мне Бог со всеми святыми.

Судья. Ранее под судом и следствием не состояли?

Верлен. Нет.

Судья. Какие обстоятельства удерживали вас в Брюсселе?

Верлен. Я надеялся, что ко мне сюда приедет жена, — так уже один раз было после нашего расставания.

Судья. Не понимаю, почему предстоящий отъезд вашего друга вызвал у вас такую бурную реакцию. Очевидно, вас и Рембо связывали какие-то иные отношения, кроме дружеских?

Верлен. Нет, это клеветнические измышления моей жены и ее родителей, имеющие целью меня опорочить; те же самые обвинения содержатся в исковом заявлении о разводе, которое подала моя жена.

Судья. По результатам медицинского освидетельствования, оба эксперта заключили, что в последнее время вы занимались как активной, так и пассивной содомией.

Верлен. Да.

Судья. Тогда на каком основании вы отрицаете, что вы — действующий содомист?

Верлен. Правильнее говорить «содомит»…

Секретарь. «…я, нижеподписавшийся, Артюр Рембо, ответственно заявляю, что в четверг десятого июля сего года, когда господин Поль Верлен выстрелил в меня из револьвера и легко ранил в левое запястье, господин Верлен находился в состоянии сильного алкогольного опьянения и не отдавал себе отчета в своих действиях.

По моему убеждению, в его действиях не было преступного умысла.

Настоящим заявляю, что прошу не привлекать господина Верлена к уголовной или гражданской ответственности, а также к исправительным работам и отказываюсь от любых претензий по тем статьям, которые инкриминируются господину Верлену государственным обвинением в связи с обстоятельствами дела…»

Судья. Дело Поля-Мари Верлена, обвиняемого по статье триста девяносто девятой Уголовного кодекса — нанесение тяжких телесных повреждений, — передается в уголовный суд. Предварительное следствие закрыто.

Секретарь (в темноте). Поль-Мари Верлен, суд признает вас виновным в нанесении тяжких телесных повреждений и назначает вам наказание в виде штрафа в размере двухсот франков и тюремного заключения сроком на два года.

Занавес.

Рембо. Сюда.

(Смеется. Входит Верлен.)

Когда же это произошло?

Верлен. В начале этого месяца.

Рембо. Тебя турнули?

Верлен. Ничего подобного. По прошествии недели мы с отцом настоятелем сообща решили, что такая жизнь не для меня.

Рембо. Дальше не пойдем. (Присев на корточки, зажигает свою глиняную трубку.) А с чего ты надумал примкнуть к ордену траппистов?

Верлен. Сам не знаю. Наверное, по тюрьме соскучился. Когда я освободился, для меня начался сущий кошмар: пойми, я привык к тишине, к распорядку, обращались со мной хорошо, я не пил, занимался полезным трудом. А потом, когда меня выпустили и я не смог добиться встречи с адвокатом Матильды, не говоря уже о самой Матильде, мне пришло в голову… уйти от мира. В монастырь, чтобы жить тихой, простой жизнью, с Богом.

Рембо. А оказалось, это орден трезвенников.

Верлен. Говорю же тебе, в тюрьме я вел трезвый образ жизни.

Рембо. Приятно, что необратимых изменений не произошло.

Верлен. Ну, сегодня особый случай. Сегодня у нас с тобой праздник. Так… чудесно увидеть тебя снова. (Пауза.) По прошествии такого времени. (Пауза.) Надеюсь, ты не думал, что я… затаил на тебя злобу?

Рембо. Нет.

Верлен. Я хочу сказать… ты меня знаешь, я незлопамятен; конечно же, я… тебя простил.