Про себя Семаков подосадовал: все три шли на паровой тяге, без единого паруса, а ведь при их наличии взрыв от носового гранатомета мог бы сломать мачты. Но чего нет, того нет.

– Гранатометы-ы-ы... к бою-у-у-у.. товсь!!!

Подносчики гранат нырнули в люки. Почти одновременно командир гаркнул:

– Даю полный ход!
– и двинул рычажки, включающие режим форсажа. Разведчик ускорился прямо на глазах, выходя в атаку.

Когда дистанция между 'Морским драконом' и головным пароходофрегатом (это был 'Донтлесс') составила четыре мили, впередсмотрящий на английском корабле заметил необычный корабль. Флажными сигналами об этом сообщили на 'Один' и 'Артемиз'. Одновременно капитан Филипс-Райдер отдал приказ о перестроении отряда в строй фронта. 'Донтлесс' принял вправо, освобождая пространство для маневра 'Одину'. Французу предназначили место на левом фланге. Но вот времени на перестроение у союзников уже не было. Через две минуты кусачий русский корабль находился уже на расстоянии двух миль до пароходофрегата 'Донтлесс', который только-только начал снижать скорость и уваливать вправо.

Подачу гранат из трюма предполагали лишь для кормового, а две пары гранат для носового уже покоились в лотках. Глаза офицеров и комендоров приникли к щелям в броне. Сигнальщики заняли места на палубе по боевому расписанию. Семаков, разглядев в подзорную трубу людей на фор-марсе и фор-салинге, подумал, что среди них может оказаться негатор, и решил не рисковать. Последовала команда:

– Носовой: целиться на пять сажен выше стеньги.

– Пали!!!

И снова по ушам ударил взрыв и полыхнул огненный шар. Самонаводка по горизонтали не подвела: ствол указал на то место, где возмущение потоков было максимально, то есть на форштевень. Именно над ним и грохнуло.

Вопль сигнальщика Мягонького по интенсивности мог бы сравняться с громом гранаты.

– Фор-стеньгу снесло!!!

Справедливости следует указать: сигнальщик вопреки уставу сделал добавление к докладу, в котором точно определил, к какой именно матери эту деталь рангоута снесло. Тут же последовал радостный рев:

– И грот-стеньгу туда же!

– Горят фок-ванты!
– тут желаемое выдавалось за действительное. На самом деле наблюдался только дым.

Если на фор-марсе и были сигнальщики противника, то их сбило ударной волной. Мачты остались голыми. И Мешков это увидел.

Рык начарта перекрыл прочие звуки:

– Патрушев, целиться на уровень фор-марса, доверни направо, сажень от форштевня!

Комендор отработал так, как его учили. Второй взрыв грянул значительно ниже первого.

– Фок-мачта па-а-а-дает!!!

– Пожар на носу!

– Дымовая труба... нет, устояла...

Огромным усилием Семаков не разрешил себе поддаться азарту и повернул штурвал. Тут начарт проговорил очень быстро:

– Владим Николаич, надо бы из кормового под форштевень.

– На носу суетятся, пожар тушат, ароду много, так что вряд ли пройдут, но пяток влепи. Авось течь появится.

– Кормовой гранатомет, пять штук под форштевень, как тогда. Максимушкин, пали!

Максимушкин показал все, на что способен. Справедливости ради: самоприцел здорово помог ухватить расстояние. Первая граната легла за десять сажен от форштевня, вторая - за шесть. Прочие пропали втуне.

– И-эх-х-х!!! Не взрываются!

Правды ради следует добавить: сожаление было выражено намного длинее и значительно менее цензурно. В этот момент все три пароходофрегата открыли огонь. Но это как раз предвиделось. Семаков сбросил скорость, задействовал поворотные движки, тут же отключил их и снова дал полный ход. Из трюма посыпались крепкие слова с пожеланиями нелегкой судьбы неприятелю. Но 'Морской дракон' уже набирал скорость.

Нельзя сказать, чтобы атака прошла безответно. Но первый залп прошел недолетом, второй - еще большим недолетом, поскольку к этому моменту корабль Семакова уже находился в состоянии 'поспешного отступления'.

И тут командир сумел в очередной раз удивить офицеров.

– В Севастополь не идем!

– Никак добивать решили, Владимир Николаевич?

– Нет, Иван Андреевич, хочу проследить, насколько велики повреждения.

– Мне кажется, Владимир Николаевич, пожар потушат, - осторожно заметил Риммер.

– Будем следить издали, - отрезал командир.

Маэрский капитан был не вполне прав, полагая огонь главным врагом обстрелянного корабля. Никто на борту 'Морского дракона' не мог видеть состояния верхней палубы 'Донтлесса' - а оно было аховым.

Доски палубного настила не просто загорелись: это бы еще ничего. Но взрыв надломил, по меньшей мере, с десяток их.