Один из стариков пробурчал как бы под нос, но услышали все:

– - Скользкая ледышка, в руках не удержишь! А может, этот беззаконник в последний миг решил переметнуться на нашу сторону и поубивал сообщников, чтоб не болтали лишнего?

Нимрин ответил бы резкостью, но Рыньи шикнул:

– - Тихо! Молчи!

Вильяра, не вставая с места, спокойно сказала:

– - Родичи и домочадцы мастера Лембы, не тратьте время на напраслину. Я пела Песнь Познания и видела путь Нимрина на Голкья. Я свидетельствую, что он впервые встретил этих беззаконников в доме кузнеца. А здесь все дела Нимрина ясны и говорят сами за себя. По делам он достоин награды, а не вздорных подозрений. Я -- мудрая Вильяра, и таково моё слово.

Внезапной болью прострелило виски и отдалось в затылке, поплыло в глазах. Нимрин не сразу сообразил, что следующие слова колдуньи прозвучали исключительно внутри его головы: "Нимрин, ты назвал три желания: вспомнить себя, вернуться домой и отомстить врагу. Ты сказал, что готов заплатить тому, кто тебе поможет, почти любую цену. Нам есть, о чём поговорить наедине после совета". Он поймал взгляд Вильяры и медленно, осторожно кивнул. Странно, что мозги не потекли из ушей... Отпустило... Кажется, он успел прослушать какую-то реплику Лембы, к нему обращённую. Рыньи пихался локтём в бок:

– - Нимрин, ты уснул? Иди к старшим!

Лемба терпеливо повторил:

– - Воин Нимрин, сядь рядом со мной как почётный гость дома. И назови ещё раз имена, которые ты слышал от Арайи?

– - Вильгрин и Чунк.

Пока Нимрин вставал, кто-то из подростков сунул ему в руки узорную войлочную подушку. Так он и пересёк пустое пространство в центре залы, держа подушку за угол и помахивая ею в такт шагам. Бросил на пол рядом с Лембой, сел, скрестив ноги. Слишком широкие и короткие штанины нелепо задрались, но ему было всё равно. Вильяра очутилась рядом, заглянула в глаза:

– - Я оглушила тебя? Прости.

Нимрин сплёл в уме цепочку ругательств на древнем наречии Тьмы и мысленно адресовал Вильяре. Колдунья даже бровью не повела. Чинное слушание между тем стремительно перерастало в гвалт. Охотники говорили всё громче, перебивая и заглушая друг друга.

Мыни -- Лембе:

– - Лемба, помнишь южанина, который прошлой осенью торговал каменными ножами и наконечниками? Сбивал цены, мерзавец, а потом сам накупил у тебя стальных. Ты видел его в этом году? Или он не Вильгрин?

Лемба:

– - Вильгрин. Он теперь привёз керамику. Красивую, лёгкую, звонкую. Распродал товар, набрал нашего и собирался в сторону дома. Якобы испугался слухов про дикие стаи, ждал попутчиков, хотел пристать к нам с кузеном.

Кто-то из молодых:

– - А у беззаконников были каменные ножи той самой работы, и в кладовке...

Снова Лемба:

– - И полкладовки стальных изделий с моим клеймом! А вот таких длинных луков я никогда, ни у кого не видал.

Старый Зуни -- Лембе:

– - А я видал! Когда сгрузил дом на плечи твоему отцу и путешествовал по южным островам. У нас длинные луки делать не из чего, а там -- есть. Небось, вся эта погань дальняя, залётная. Шелупонь ярмарочная! Сам знаешь, никто из соседей твоего Арайю на порог не пускал, потому что до сего лета в угодьях Вилья его в глаза не видали, слыхом не слыхали.

– - Моего Арайю?

– - А кто беззаконника в дом принял? Да не одного, а сам-пятого. Если бы не Нимрин...

– - Которого тоже я притащил.

– - Я ж говорю, велика твоя удача, глава дома! Кабы не Вильяра, перестреляли бы вас. Кабы не подобрал Нимрина, возвращаться бы вам было некуда. А так, почти все здесь, живые...

Нгле:

– - А зимовать-то как? Из дома не выйдешь, перестреляют по одному!

Зуни:

– - Да с нашими припасами можно треть зимы никуда не выходить. Замуроваться, как летний зверь в берлоге, и ждать, пока беззаконники издохнут в снегах от голода. Потом нам тоже придётся туго, но авось, до весны дотянем.

Лемба:

– - Хорошенькая зимовка, старый! Чтобы в моём доме доели шерстолапов, зверей и самих себя?!

– - Так и думал, внук, что тебе не понравится!

– - И-и-и-и-у! И-и-и-и-у! Юх-юх-юх!
– - оглушительный визг метался в прибрежных скалах.

Лёгкие сани с бешеной скоростью мчались по тракту. Упряжные звери шли галопом, разинув пасти, пыхая паром и роняя пену с розовых языков. Сторожевые и загонные стелились по-над снегом, рыскали впереди, позади и вокруг. Одинокий ездок, стоя на полозьях саней, то и дело подгонял упряжку взвизгами и ударами бича.