Шрифт:
На эту высокую волну и настраивает свою поэзию Александр Коваленков. Героиню его стихотворения «Трудно будет, милая, со мной» не надо эффектно заклинать, чтобы она ждала солдата.
Милая сказала мне в ответ: «Трудно с тем, о ком печали нет».Как душевно, просто и как по–русски сказано! Любовь здесь отнюдь не показная, а по–настоящему большая, светлая и глубокая. В Коваленкове чувствуется влияние тех самых русских сказок, которые он слушал мальчишкой в новгородской избе:
Случалось ли вам собирать грибы В лесу, где тропинки протоптаны лешим, Где кони тумана встают на дыбы В проемах полян и зеленых проплешин?От книги к книге росло поэтическое мастерство Коваленкова. В суровые годы Отечественной войны поэт сражался в родимых лесистых местах, плечом к плечу со своими земляками–новгородцами. Это обогатило его лирику, сделало ее и проще и емче. Ненависть к нацизму, которой жил весь наш народ, позволила поэту образно и эмоционально перевести стихи убитого немецкого солдата:
Падают кровавые дожди. В смертной спит Германия истоме. Лишь звероподобные вожди Мечутся, как в сумасшедшем доме.А после войны Александр Коваленков пишет хорошо известное теперь стихотворение «Снегирь», пронизанное неистребимым жизнелюбием. Недаром оно посвящено детскому рисунку сына.
Людоед бежит во все лопатки, Снайпер с елки целится в него. Войско чужестранцев в беспорядке, Солнце видит наше торжество…Тема патриотизма не риторически поблескивает на поверхности стихов, а изнутри, как бы глубинным светом озаряет коваленковскую лирику.
Еще юношей поэт жадно слушал рассказы своего дяди Валентина Ивановича Коваленкова о том, как тот помог укрыться Ленину в Питере в 1905 году, о незабываемом Октябре, о том, как Валентин Иванович наладил телефонную связь между Москвой и осажденным Петроградом, к которому рвались полчища Юденича… Рассказы о Ленине и очистительном вихре революции вошли в сердце поэта.
Долгое время мой старший товарищ руководил в Союзе писателей поэтической секцией, работал плечом к плечу с Александром Фадеевым. Читая фадеевские письма к своему поэтическому тезке, я подумал, что их сближала стойкость и принципиальность в борьбе за партийность и народность литературы. И еще их сближала романтика.
Сказки пишут для храбрых. Зачем равнодушному сказка?..Завидной смелостью дышит книга поэта и профессора А. Коваленкова «Практика современного стихосложения». Она дважды издавалась, и ее невозможно достать, впрочем, так же, как сборники стихов и песен поэта, как книгу литературных портретов «Хорошие, разные…» Да, он был не только поэтом, но и ученым, как его отец и дед…
Поучительным, глубоким выводом звучат в «Практике…» слова о том, что если поэт не связан кровно со своим народом, если он оторван от времени, то любые его усилия пропадут зря, будут для нас и ненужны и неинтересны. Очень к месту приведены слова Виссариона Белинского: «Цветистая фраза, новая манера — и вот уже готов новый поэтический венок, ныне зеленеющий, а завтра желтеющий…»
Поэт любил жизнь, а не книжную экзотику. Интересен его спор с другом, для которого «берез дороже — пальмы», спор об экзотической стране Эльдорадо.
Эльдорадо. Был в Петровском парке С вывеской такою ресторан; Розы… музы… голубые арки, Низкий зал, где слушали цыган… Пыль портьер — колибри и бизоны, Кабинетов душные шатры… Были там и пальмы… По сезону Красили их глянцем маляры.Язвительный подтекст этого стихотворения, как говорится, не нуждается в пояснениях. Зато когда дело касалось настоящей романтики — у поэта вырастали широкие крылья. Он один из пионеров космической темы в поэзии.
Еще недавно мы поздравляли Александра Александровича с шестидесятилетием. Зал в Литературном институте был переполнен. Ровесник Коваленкова Анатолий Софронов вспомнил, как юбиляр в юности поддержал его первые шаги в поэзии. Хорошее не забывается. Дмитрий Ковалев рассказал, как поэт и журналист Коваленков в сорок первом нашел его, краснофлотца, автора первых фронтовых стихов, в Заполярье, вселил уверенность в поэтические способности. И вот его нет. Как же так? Кажется, вчера он доказывал в издательстве «Современник», что стихи его надо печатать не избранные, а новые, новые…