Шрифт:
Есть в сборнике «Ласточки России» и рассказ Петра Проскурина «У привычных границ» о молодых дальневосточных лесорубах. Им посвятил писатель свой роман «Корни обнажаются в бурю». Живя на Дальнем Востоке, он не забывал и родных мест. Новый его роман «Горькие травы» рассказывает о селе и городе средней России, опаленных войной. В центре романа — Дмитрий Поляков, солдат, у которого война отняла память. Ему предстоит вернуться к жизни, как и разрушенному родимому селу и областному городу в темнеющих руинах.
Родная, обожженная, израненная земля исцелила Дмитрия, снова бросила в кипень жизни. И для того чтобы эта земля снова щедро плодоносила, Поляков вступает в борьбу. Говорит он правду в глаза и своей бывшей любимой и однокласснице Юлии Борисовой, очевидно, по мысли автора, представительнице «волевого стиля» руководства. Но, ей–богу, этот интересно выписанный сложный образ не влезает в заранее заготовленные Проскуриным рамки. Здесь, пожалуй, более уместен психологический анализ, чем отдельные сатирические штришки. Читатель желает заглянуть в душу бывшей партизанки, поверившей на слово карьеристам и очковтирателям.
Мне радостно было встретить в поэзии рядом с сибиряком Василием Федоровым еще одного своего однофамильца из восьмого выпуска ВЛК. Иван Федоров сравнивает свои стихи с весенним ручьем, который оставил небольшой, но добрый след. А живет поэт на задонском хуторе Веселом. Не так давно этот старый казачий хутор входил в один район со станицей Кочетовской и хутором Пухляковским. Живущие там Виталий Закруткин, Анатолий Калинин и Иван Федоров в шутку говорили:
— Нам можно открывать районное отделение Союза писателей!
Уже немолодым человеком приезжал он на курсы в Москву оттачивать свое поэтическое мастерство. Привез с собой книжку «Ручей». Любитель рафинированной поэзии мог бы надергать из этой книжки пучок корявых строк. Но я не стану этого делать. Разве к скульптуре, высеченной из гранита, можно подходить с меркой поклонника сладковато–голубых акварелей?
Любит мой однофамилец в кругу друзей читать стихи Шевченко, и сам темпераментно написал о поединке Тараса с Николаем Палкиным. Годы не сотрут из памяти поэта огненных будней войны, тех чудовищных разрушений, которые она принесла на донскую землю.
После нее осталось много таких людей, как рыбак дед Кудлай.
У товарищей есть дети — корни крепкие свои. У Кудлая только сети — ни подруги, ни семьи… Вспомнил, как горели хаты, гнулись травы до земли, как зеленые солдаты, словно раки, приползли… Сильно в пору заревую, ветер, кайку не качай! …Дай тебя я поцелую, дорогой рыбак Кудлай!Интересно, что это стихотворение как бы послужило толчком для целого цикла поэтичных новелл И. Федорова о судьбах простых русских людей из хутора Веселого. Некоторые из них были опубликованы в «Правде», «Литературной России», журналах. На родине он издал книгу лирики «Тетива».
Не забывает сын старого большевика, как сам вступал в партию под яростным огнем.
В лесу полковник раненой рукою рекомендацию писал. Березка плакала. Над тихою рекою обугленный листочек трепетал. …Для партии под Вешенской, у Дона, родился я не в люльке, а в бою: я мертвым, и живым, и нерожденным партийным людям клятву дал свою.Мне вспоминается, как мы с Егором Исаевым отнесли первые фирсовские стихи Анатолию Софронову. Они ему понравились, приближалось всесоюзное совещание молодых, и подборку стихов смоленского поэта поставили в номер. Потом я слышал доброе слово о Владимире Фирсове от Александра Твардовского. А вскоре мне довелось редактировать книжку лирики молодого поэта «Зеленое эхо». С радостью за товарища я прочел в новом сборнике Фирсова «Чувство Родины» напутственное слово Михаила Шолохова: «Не так–то много у нас хороших поэтов, но и среди них найдется всего лишь несколько человек, говорящих о России таким приглушенно интимным и любящим голосом, который волнует и запоминается надолго. Владимир Фирсов принадлежит к этим немногим избранным»…
Нам вера давалась несладко… С тоской избяного угла, С печалью Вдовы и солдатки Она в мое сердце вошла… Ничтожными кажутся Речи И громкая ложь заграниц Пред верой, Принявшей на плечи Седой Мавзолея гранит.Многим запомнились стихи орловца Дмитрия Блынского из книги «Иду с полей».
Что принес я с собой? На ладонях мозоли, Запах лопнувших почек с весенних берез Да тетрадку стихов, где–то сложенных в поле, Где–то сложенных в поле в жару и в мороз… Рифму я не вертел за столом по неделе (Чем причудливей рифма, тем громче стихи). На меня они сами, простые, глядели То слезинкой цветка, то сережкой ольхи.Задумывался поэт и над своей родословной, идущей от сельских бунтарей. Безвременная смерть унесла талантливого, самобытного поэта в расцвете сил. Хочется привести строки из стихотворения «Моя точка зрения», давшего название всему сборнику, вышедшему в издательстве «Молодая гвардия».
Соберемся мы, встречу празднуя, Ну хотя бы на полчаса: Речи разные, песни разные, Очень разные голоса. Только все–таки мы похожие, Чем похожие мы — спроси: Не случайные, не прохожие, А хозяева на Руси.