— Это было 45 вольт, — говорит экспериментатор. — Теперь вы знаете, что собой представляет наказание за ошибку.

О’кей. О’кей.

Вы начинаете.

«Озеро, удача, сено, солнце. Дерево, лентяй, смех, ребенок». В последовательностях слов есть какая-то поэзия, и вы довольны; доволен, кажется, и Уоллес, голос которого доносится до вас сквозь потрескивание в наушниках: «Давай, давай, парень!» — и вы выдаете очередную порцию. «Шоколад, вафли, валентинки, купидон…» И тут-то Уоллес делает первую ошибку — забывает «купидона»; может, ему не везет в любви? Вы наказываете его первым ударом тока, всего 15 вольт — царапнет, как котенок, ничего страшного.

Только этот первый удар вес меняет. Вы это ясно ощущаете: голос Уоллеса, когда он повторяет следующую последовательность, делается серьезным и напряженным, но, черт возьми, он снова делает ошибку! Вы наказываете его 30 вольтами. Ну вот, молодец: следующая попытка без ошибок, и следующая тоже. Вы начинаете болеть за Уоллеса, но тут он забывает назвать дом, потом георгин, потом траву, и не успеваете вы опомниться, как напряжение возрастает до 115 вольт. Вы смотрите на свой палец на кнопке — блестящий ноготь, твердый сустав… и нажимаете на кнопку. В наушниках раздается вопль.

— Выпустите меня, выпустите меня отсюда! С меня хватит, выпустите!

Вас начинает бить дрожь. Вы чувствуете, что ваша рубашка промокла от пота. Вы поворачиваетесь к экспериментатору и говорите:

— Похоже, пора заканчивать. Он хочет, чтобы его выпустили.

— По условиям эксперимента вы должны продолжать. — У экспериментатора лицо игрока в покер.

— Но он хочет, чтобы его выпустили, — настаиваете вы. — Мы не можем продолжать, если он не согласен.

— По условиям эксперимента вы должны продолжать, — повторяет экспериментатор, как будто у вас проблемы со слухом. Но ведь вы все слышите, все хорошо слышите! У вас прекрасный слух, да и зрение тоже. У вас возникает абсурдное желание сообщить экспериментатору о безупречном состоянии своего здоровья, о том, как успешно вы закончили колледж, о том, что вас недавно повысили по службе. Вам хочется заверить мистера «Белый халат», что вы — достойный человек, всегда стремящийся помочь, который терпеть не может кого-нибудь разочаровывать, но, как ни печально, продолжать эксперимент вы не можете… не хотелось бы разочаровывать, но вы не можете…

— Пожалуйста, продолжайте, — говорит экспериментатор.

Вы моргаете. Иногда солнце скрывается за облаками, которые быстро скользят по небу. Такие дни самые лучшие — чистое голубое небо, облака белые, как вата, яркий флаг полощется на вершине шеста… Вы продолжаете. Где-то между воспоминаниями об облаках и флаге вы обнаруживаете, что продолжаете. Вы сами не знаете почему: вы терпеть не можете кого-нибудь разочаровывать, а этот экспериментатор выглядит таким уверенным в себе… Тут вы вспоминаете, как в детстве видели солнечное затмение, когда солнце и луна совместились на золотую сияющую минуту.

Уоллес снова делает ошибку… три, четыре ошибки подряд. Вы дошли до кнопки с надписью «150 вольт», и он кричит:

— У меня больное сердце! Выпустите меня отсюда! Я не хочу больше участвовать в эксперименте! — А экспериментатор стоит у вас за спиной и велит вам продолжать:

— Не останавливайтесь, пожалуйста. Удары тока болезненны, но вреда не причиняют. Они не нанесут постоянных повреждений тканям организма.

Вы с трудом сдерживаете слезы. Вас зовут Голдфарб, или Вайнгартен, или Вентворт… Как же вас зовут? Вы не очень уверены…

— Но у него больное сердце, — говорите вы… по крайней мере думаете, что говорите. Или это просто ваш разум шепчет сам себе?

— Постоянного повреждения тканей организма не будет, — повторяет экспериментатор, и вы кричите:

— Ради бога, но ведь возможны и временные повреждения!

— По условиям эксперимента вы должны продолжать, — говорит экспериментатор, и вы не то смеетесь, не то плачете; ваш желудок бурчит «ха-ха-ха», а глаза льют слезы, и вы просите:

— Давайте пойдем туда и проверим, все ли с ним в порядке. Только удостоверимся, что с ним ничего не случилось… — Мистер «Белый халат» качает головой, вы даже слышите, как скрипят позвонки его шеи — «нет, нет, продолжайте», а вы проводите рукой по собственной шее и поражаетесь тому, какой мокрой и скользкой она стала и какой странно бескостной… вы щупаете и щупаете, но так и не можете нащупать позвоночник. Разве этот экспериментатор врач? — Вы врач? — спрашиваете вы экспериментатора. — Вы уверены, что не будет постоянных повреждений? — Он выглядит таким уверенным в себе, в точности как врач… вы-то сами не врач, хоть и получали хорошие отметки в школе… он знает, что делает… а вы не знаете. Он ведь в белом халате. Так что вы продолжаете нажимать кнопки, рядом с которыми обозначено все более высокое напряжение, и диктуете последовательности слов, и с вами происходит что-то странное. Вы полностью сосредоточиваетесь на своем задании. Вы старательно выговариваете слова и нажимаете на кнопки, как пилот, управляющий самолетом. Ваше поле зрения сужается так, что вы видите только панель управления. Вы летите куда-то. Вы летите через что-то, хотя и не могли бы сказать, через что. У вас есть ваша работа. Она не имеет никакого отношения к небу, никакого отношения к солнцу, к костям, к флагам. Вы должны делать дело, и плоть исчезает, Уоллес исчезает, на его месте остается только блестящий металлом механизм.

При 315 вольтах Уоллес вскрикивает в последний раз; после этого душераздирающего вопля наступает тишина. Уоллес молчит. Нажав кнопку «345 вольт», вы поворачиваетесь к экспериментатору. Вы очень странно себя чувствуете. Вам кажется, что внутри у вас пустота, и голос экспериментатора, когда он говорит вам «Считайте молчание неправильным ответом», словно наполняет вас воздухом.

— Считайте молчание неправильным ответом, — говорит он, и это оказывается так смешно, что вы начинаете хихикать. Вы хохочете и нажимаете кнопки, потому что иначе нельзя, потому что вы не можете закричать «Нет! Нет! Нет!». Мысленно вы можете сказать это, но ваши руки вам не повинуются, и вы начинаете понимать, как велико расстояние между головой и руками — целые мили непроходимой тундры. Разумом вы говорите «нет», а руки ваши танцуют по кнопкам в такт со словами «юбка, талант, пол, вихрь; гусь, перо, одеяло, звезда…» и все время в наушниках вы слышите только зловещую тишину, изредка прерываемую шипением электростатических разрядов… человека там нет. Нет там человека.

Это очень похоже на пробуждение. Похоже на то, как если бы вы уснули и видели во сне лентяев и акул, а потом проснулись, и все кончилось. Экспериментатор говорит:

— Теперь мы можем остановиться, — и в дверь входит Уоллес, все еще в криво сидящей шляпе, ни один волосок у него не сместился. Выглядит он чудесно.

— Ну, парень, и устроил ты мне веселую жизнь, — говорит он. — Но я не в претензии. — Он пожимает вам руку. — Bay, и взмок же ты! Успокойся. Я здорово умею разыгрывать мелодраму, и со мной ничего не случилось.