для получения квалифицированной медицинской помощи. Спасибо тебе за это. Теперь опусти

пистолет.

Половина его лица все еще скрыта за Бри, я едва могу выстрелить. Едва ли. Я никогда

хорошо не управлялся с пистолетом. Не так как Бри. И если я попаду в нее...

Я сгибаю локоть, направив тем самым пистолет в потолок.

– Черт, Грей!

– Вот хороший мальчик. Теперь опусти его на пол.

– Не делай этого, - говорит она.
– Я прошу тебя, не делай.

Но что я должен делать? Что я могу сделать?

– Стреляй в него. Выстрели, - призывает она.

– Так громко, - Копия подносит нож к ее губам и заставляет ее замолчать. Она замолкает,

но он продолжает давить, так что она начинает задыхаться. Нож проскальзывает в ее рот, и я

вижу, что он вырастает как волдырь, прижимаясь ее щеке изнутри. Моя кровь холодеет при

виде этого, а затем стынет в жилах от слов, изливающихся из Копии меня. Он сыплет угрозами,

как будто они песни, которые он любит петь: что у Бри грязный рот... Что она использует его как

оружие против него и ему следует отобрать его у нее. Что она собака, которой требуется

намордник, но, возможно, безопаснее будет оставить ее без губ вообще.

Ее глаза впиваются в мои и она закатывает глаза. Такое впечатление, что она сейчас

осуждает меня, критикует за мою нерешительность. Как будто у меня море вариантов, что

делать. Здесь не может быть речи ни о какой-либо стрельбе, я не смогу выстрелить в Копию не

задев ее.

Бри ставит ноги в широкую позицию и снова закатывает глаза. Показательное движение.

И я понимаю.

Бри собирается согнуться.

Прежде чем я успеваю образумить ее, она наступает Копии на ногу. Он стонет. Затем она

наклоняется, ударяя его своими бедрами в живот, и перекидывает его через плечо. Он

плюхается на пол, и моя пуля достает его. Дважды. Так что тут ошибки быть не может. Я хватаю

оружие Бри и дважды выстреливаю в Копию. Он мертв. Ушел навсегда.

Но когда я оглядываюсь, я понимаю, что случилось что-то страшное.

Бри истекает кровью. Везде. Крови так много, что я не могу сказать, где заканчивается ее

рот и начинается рана.

Я бросаюсь к ней, цепляясь за ее лицо. Его нож без проблем нашел себе дорогу. Когда

она наклонилась, чтобы он потерял равновесие, она сделала это с ножом, прижатым изнутри к

ее щеке, даже не смотря на то, что для этого движения потребовалось противостоять острому

лезвию.

Уголок ее губ больше не заканчивается там, где должен быть.

Она не кричит от боли — пока, по крайней мере — но море крови выливается из ее рта,

а она пытается ловить ее своими руками.

124

Эрин Боуман – Скопированный / Erin Bowman – Forged (Taken #3)

Я тяну ее подальше от окна и дальше по коридору. Медицинские аптечки в большом

количестве находятся на уровень ниже, но создается такое впечатление, что проходит вечность,

прежде я нахожу что-либо. Я выдергиваю аптечку из держателя и тащу Бри до ближайшего

туалета. Я кидаю наши пистолеты в сумку, достаю бинты и прижимаю к ране.

Бри нечленораздельно ругается своим разрезанным ртом.

– Это плохо?
– спрашивает она.

– Да, - говорю я, потому что я знаю, она не захочет услышать ложь.
– Но с тобой все будет

хорошо.

Я нахожу хирургические иглы, медицинскую нить. Я могу зашить, я могу починить ее. Не

то, что она сломлена. Она ни за что не способна сломаться. Даже в руках этого жалкого комка

плоти, остывающего в коридоре — той ужасной тени меня самого.

Бри сидит на краю раковины, когда я стараюсь очистить ее от лишней крови, но повязка

задевает рваную плоть ее щеки. И вот тогда приходят слезы.

Он увидела себя в зеркале.

Я признаю, что это плохо. Это одна из самых худших, самых противоестественных вещей,

которые я когда-либо видел, улыбка, которая тянется к ее щеке. Она опять ругается. Слезы

капают. Я говорю ей, что я могу сделать это лучше, хотя я не уверен, что смогу.

Я промываю рану раствором, который нашел в аптечке. Она кричит, ее руки впиваются