Главные создания Росси, тесно сдвинувшись во времени в зените жизни архитектора, потребовали необычайного напряжения сил. Еще не был закончен Елагин дворец, уже начались грандиозные работы по преобразованию Дворцовой площади, когда Росси приступил к возведению Михайловского дворца.

Средства для этой постройки копились казной давно — со дня рождения четвертого, младшего сына Павла I — Михаила. По воле императора дворец предназначался в подарок юному великому князю. Павла давно задушили в его спальне, многие события потрясли страну, а золотые рубли для подарка все складывались в миллионы.

Михайловский дворец решено было строить на месте, где сад, заложенный за сто лет до того Петром I, переходил в пустырь. Место это располагалось в центре Петербурга, по соседству с Невским проспектом, но было безлюдным и заброшенным. Внимательно осмотрев сад, Росси составил опись оранжерей — их предстояло снести.

17 апреля 1819 года Карлу Ивановичу Росси пришлось приехать на пустырь не в рабочей, а в парадной одежде. Здесь уже собралась большая толпа. В этот день состоялась закладка будущего Здания. Буквы, выбитые на большой серебряной доске, сверкали под лучами солнца. Доску положили в основание фундамента. Император Александр I подцепил серебряной лопаткой известку и неумело обмазал ею нарядные яшмовые кирпичи. По окончании молебна один из сановников установил на месте закладки вырезанный из камня ковчег — нечто вроде небольшого сундука — и бросил в него пригоршню серебряных монет различного достоинства чеканки 1819 года.

Строителей торопили. Еще не были видны контуры здания, еще до отделки было далеко, а в кронштадтский порт уже входила «Доротея» — корабль, доставивший в Петербург ящики с серебряными и бронзовыми вещами, предназначенными для украшения дворцовых залов.

Росси вникал в каждую мелочь, соизмеряя архитектурную форму — с фасоном мебели, лепное убранство — с рисунком паркета. Художественное решение столь грандиозного замысла лежало на плечах одного человека. Однако, обладая упорством, гигантским трудолюбием, умением вдохновлять своими замыслами других, Росси привлек к себе лучших художников, мастеров и специалистов своего времени. С ним постоянно работали известные скульпторы Пименов и Демут-Малиновский, живописцы Скотти, Виги, Медичи, мраморщик Яков Ценников, крепостной помещика Энгельгардта, резчики братья Тарасовы, их отец паркетчик Степан Тарасов, мебельный мастер Бобков.

Василий Демут-Малиновский состоял профессором Академии художеств. Василий Бобков не знал грамоты. Но все эти люди вкладывали в свой труд замечательное мастерство. Михайловский дворец украшался в гармоническом сочетании различных искусств.

Строительство здания и его отделка закончились в 1825 году.

Росси придал Михайловскому дворцу образ торжественной приподнятости. В облике здания есть парадная праздничность, победная пышность, гордая строгость линий.

Всего семь лет отделяли закладку дворца от незабываемых для России событий Отечественной войны 1812 года. Свежи были в памяти великие битвы и славные победы русского оружия. И у архитектора явилась мысль придать зданию черты, способные всегда напоминать о славе народа, завоеванной в борьбе с иноземными захватчиками.

Так возникла решетка, состоящая из копий с позолоченными остриями, — одна из красивейших оград города. Копья перемежаются чугунными столбами с трофеями. Окна первого этажа главного фасада украшены символами воинской славы — шлемом древнерусского витязя, мечами и щитами. Могучие львы охраняют подъезд.

Садовый фасад — лиричнее, интимнее. Исполненный удивительной, спокойной красоты, он будто вторит тихой задумчивости сада. Нежно-желтые, как и сам дворец, листья опускаются осенними ночами на его пологие ступени.

Внутренняя отделка дворца не дошла до нашего времени. В конце прошлого века здание внутри значительно перестраивалось. Роскошные дворцовые помещения, отделанные в свое время по рисункам Росси, превратились в музейные залы, служащие теперь лишь фоном для творений кисти и резца. В неприкосновенном виде сохранились только главный вестибюль и Белоколонный зал.

Вестибюль производит грандиозное впечатление. Высота его равна всей высоте здания. Стоя в вестибюле, чувствуешь, что архитектура и впрямь сродни музыке. Здесь вас охватывают ритмы россиевских линий, будто звучат в тишине органные аккорды колонн, величавой увертюрой предваряя ваше вступление в музейные залы. Чугунные решетки лестничных перил четким аккомпанементом сопровождают мелодию камня.

Белоколонный зал во втором этаже дворца пленителен своей оригинальной архитектурой, изяществом, нарядностью. Колонны разделяют его на три неравные части — большую центральную и две боковые. Зал торжествен и строг. Четыре панно на стенах воссоздают эпизоды Троянской войны, воспетой в гомеровской «Илиаде». Идея подвига, воспоминание о героях, воплощенные во внешнем облике здания, получили разрешение и в центральном зале дворца.

Белоколонный зал так восхитил современников Росси, общество, двор, что царское семейство решило заказать деревянную модель зала и отправить ее в подарок английскому королю.

Для сопровождения модели в Англию и для ее уборки назначили столяра и резчика Ивана Тарасова, «охтенина», как в те времена, в отличие от петербуржцев, называли жителей пригородной слободы Охты.

Иван Тарасов приехал в Лондон, потом — в Виндзор, явился во дворец и вручил королю подарок. Лорды пришли в восторг от затейливо сделанной модели. Целую зиму, до весенней навигации, прожил русский мастер в Англии, поражая англичан своим искусством. Он резал дерево, превращая его в кружево, — оно рождалось тут же, в одном из дворцовых помещений, под острым лезвием его долота. Он настилал наборные паркеты из кусочков редкостных тропических деревьев — и полы расцветали под ногами причудливыми цветами или ложились строгими геометрическими композициями, каким учил Ивана архитектор Росси. «Командировка» Тарасова почти на пятьдесят лет опередила путешествие его литературного собрата Левши.