Дорогой сражений и страданий шел Верещагин к созданию своей «Болгарской серии». В Русском музее она представлена картиной «Скобелев под Шипкой-Шейново». Строки из нескольких приведенных писем определяют вехи нелегкого пути художника — к своей картине, к своему зрителю.

«Скобелев под Шипкой-Шейново» — художественное донесение с поля боя, которое не мог бы подшить к делу чиновник военного штаба. Донесение это дорого нам правдой, страстностью очевидца, осуждающего войну.

Наступающий новый, 1878 год застал русскую армию в самом сердце Балкан. Солдаты совершали сложнейший в зимних условиях переход через горы. Русских поддерживали сербы. А девятого января генерал Михаил Дмитриевич Скобелев двинул свои войска против турок в районе Шипки-Шейново. Артиллерийская атака, а затем — неотразимые русские штыки заставили турок во главе с Вессель-пашой выбросить белый флаг. В Константинополь, султану, полетела телеграмма: «После многих кровопролитных усилий спасти армию я и четыре пали сдались с армией в плен. Вессель».

И вот Скобелев скачет перед строем победителей. Художник изобразил его вне всяких батально-парадных традиций, следуя которым полководцы гарцуют на переднем плане в окружении блестящей свиты: Скобелев виден вдали. А впереди, как бы у наших ног, лежат неубранные еще трупы. Тела убитых прежде всего притягивают внимание зрителя, мы будто стоим над ними; так поставил нас художник, чтобы виднее было лицо войны.

А войска приветствуют своего полководца. Солдаты кричат «ура!». В воздух летят шапки. Над головой всадников развевается изрешеченное пулями знамя. Живые приветствуют победу, доставшуюся ценой жизни. Потому что на войне — как на войне. Потому что победа — это начало мира. И Верещагин, заставив зрителя подумать над телами поверженных солдат, ведет его к завершающему впечатлению своей картины — к строю победителей, перед которым скачет на коне мужественный генерал…

Так запечатлел победу под Шипкой-Шейново Василий Васильевич Верещагин.

Первые же встречи картины со зрителями ясно показали, что кисть Верещагина — острый, а в глазах иных — опасный инструмент. На верещагинскую выставку, устроенную в начале восьмидесятых годов в Берлине, прибыл фельдмаршал Мольтке. Стоя перед картинами русского художника о войне, прусский генерал похрустывал пальцами. С неодобрением взглянул он на победно скачущего Скобелева. На другой же день всем военным посещение выставки было запрещено. Раздражение воинственного фельдмаршала косвенно объяснил один из венских журналов: «Эти русско-турецкие картины говорят гораздо больше, чем все на свете до сих пор написанные брошюры и статьи, осуждающие войну и ее зачинщиков».

Вскоре выставка произведений Верещагина открылась в Нью-Йорке. Здесь повторилось то же, что в Берлине: вход на выставку солдатам и молодежи вообще был строго запрещен. Между героями художника — русскими солдатами, победно изгонявшими иноземных захватчиков, — и реальными, живыми солдатами западного полушария буржуазные правительства воздвигали стену.

Так торжествовало искусство. «Художественные донесения» Верещагина самой своей правдой «работали» против войны. Правда о войне, высказанная языком живописи, вела людей к мыслям о мире. Поэтому даже изображенные художником тела воинов, павших в бою, страшили западных генералов. Мертвые становились сильнее живых.

Художник мог гордиться таким успехом.

В экспозиции Русского музея представлены различные работы Верещагина. Здесь — его художественные впечатления, вынесенные из Индии и Туркестана, из глухих русских деревень и японских храмов. Но война с ее ужасом, кровью, смертью стала главным впечатлением творческой жизни художника, горькой, неизбывной темой Верещагина. Поэтому картина «Скобелев под Шипкой-Шейново» — центральное звено «верещагинских» залов музея. Кисть художника — сильнее штыка. «Художественные донесения» Верещагина написаны не только красками, но и кровью сердца.

Экспозиция музея — не только зеркало нашего национального искусства; она отражает также труд художника — огромный, многообразный, повседневный. «Бурлаки» пришли в музей вместе с повестью о странствиях их автора, его исканиях на берегах Волги, о его стремлении сродниться со своими героями. Верещагин вдыхал дым и смрад войны, изображенной им на полотне.

Как же быть в таком случае историческому живописцу? Как сблизиться со своими героями ему?

Неожиданные пути открываются здесь художнику. И если, работая над картиной «Взятие снежного городка», отнюдь не исторической, Суриков принимал участие в этой веселой народной забаве, то, готовясь написать «Переход Суворова через Альпы», художник принял необычайное и смелое решение… повторить беспримерный переход суворовской армии. Он поехал в Швейцарию, отправился в горы, а затем, по его собственному рассказу, «сам по снегу скатывался с гор, проверял. Сперва тихо едешь, под ногами снег кучами сгребается. Потом — прямо летишь, дух перехватывает». Этюды Альп делал Суриков прямо на склонах, замерзая, с трудом растирая краски. «Какой ужас! — рассказывал он, — не верится как-то, чтобы даже Суворов мог перейти в этих местах Альпы».