Шрифт:
Монкриф выполнил полученные указания и представился: «Меня зовут Марсель Монкриф, я руковожу известной труппой Чародея Монкрифа. Нам выделили время для представления — мы будем выступать уже послезавтра. Распорядитель Занк посоветовал мне сразу проконсультироваться с вами по поводу сценических реквизитов, которые могли бы нам потребоваться».
«Да-да, разумеется. Какого рода программу вы имеете в виду?»
«Мы представим сюиту из трех номеров, различных по характеру. Надеюсь, это не слишком обременит ваши ресурсы».
Скейм улыбнулся, покачал головой и прикосновением пальца заставил волноваться широкие поля своей шляпы: «Маловероятно! Здесь, в «Треванионе», мы можем воспроизвести практически любые сценические эффекты — морские бои, разрушения великих городов, схватки фантастических чудовищ невероятных размеров, а также астрономические зрелища, такие, как столкновения черных дыр, взрывы сверхновых и прочие галактические катаклизмы — с помощью голографических проекторов, как вы понимаете. Короче говоря, мы можем подготовить любые требуемые декорации в кратчайшие сроки».
«У вас поистине впечатляющие возможности!» — с почтением заметил Монкриф.
Скейм рассмеялся — почти как шаловливый ребенок: «Так может показаться, хотя наша основная система предельно проста. Если хотите, я могу ее объяснить».
«Было бы очень любопытно узнать!»
Скейм выпрямился на стуле: «Овальную в плане сцену «Треваниона» пересекает, вдоль продольного эллиптического диаметра, высокий экран — стена, если хотите. Пока используется половина овала, обращенная к зрителям, рабочие сцены устанавливают на другой половине декорации, предусмотренные либретто следующего номера, используя любые из тысяч реквизитов, хранящихся у нас на складах. По окончании каждого номера занавес опускается и сцена поворачивается — когда занавес снова поднимают, зрители видят новые декорации. Вот и все. А теперь, если вы предоставите мне сведения, относящиеся к вашей труппе и к вашему представлению, а также описание декораций, которые потребуются при исполнении каждого номера, я приступлю к составлению инструкций».
Монкриф изложил сущность своего сценария. Когда он закончил, Скейм поразмышлял несколько минут, после чего сказал: «Последовательность ваших номеров, насколько я ее понимаю, весьма изобретательна. Контраст настроений между первым и вторым номерами произведет желаемый эффект. Первый эпизод может произвести странное, гипнотическое впечатление; события разворачиваются с неизбежностью судьбы».
«Рад слышать, что вы одобряете мой замысел», — скромно отозвался Монкриф.
Скейм кивнул, что снова заставило волноваться поля его шляпы: «Во втором номере создается новая атмосфера: веселая и радостная, как забавы детей на поляне. усеянной желтыми и белыми цветами! Идея трех девушек, пытающихся оживить мраморную статую — со всеми ее эротическими обертонами — завораживает. Завершающий эпизод, в котором девушки, танцуя, убегают по цветущему лугу, а статуя — теперь уже ожившая и возбужденная страстью — стремится их догнать, но шатается, спотыкается и падает в тростниковые заросли, протягивая руку к недостижимым девичьим силуэтам, скрывающимся за горизонтом… да, это заставит дрогнуть струны многих сердец».
Монкриф пожал плечами, притворно возражая против излишней похвалы: «Мне повезло — у меня исключительно талантливая труппа».
Скейм скептически поджал губы: «Не сомневаюсь! Но в том, что касается эпилога — должен признаться, я в некотором замешательстве. При всех его изящных и красочных атрибутах этот номер может выглядеть слегка авангардистским, то есть непонятным с точки зрения зрителя-бленка».
Монкриф благодушно рассмеялся: «Что вы, в самом деле! Третий номер задуман в качестве коды, объединяющей всю программу».
Скейм продолжал сомневаться: «Кода? Мало кто из бленков понимает значение этого слова. Еще меньше надежды на то, что они разгадают символизм вашей постановки — допуская, что, будучи изумлены и потрясены, они вообще сохранят способность мыслить».
«Все это не так уж важно, — возразил Монкриф. — Сцена произведет желаемый эффект; публика помолчит пару секунд, очнется, рассмеется и разразится выкриками «Браво!» и аплодисментами».
Скейм задумался, после чего едва заметно пожал плечами: «Возможно. Подозреваю, что в любом случае ничего страшного не случится — не считая одной или двух истерик, чреватых преждевременными родами в зрительном зале. Но бленки, несомненно, предпочли бы выступление дрессировщика каких-нибудь жутких бестий — или легкомысленный эротический фарс».
«Никак не могу оправдать такие ожидания! И мои «бестии», и мои девушки исключительно целомудренны. Они даже обнажить ягодицы осмелятся разве что в том случае, если им придется прыгать из окна горящего здания. Надеюсь, ваша компетенция более чем достаточна в том. что касается остальных аспектов нашей программы?»
«В отношении первых двух эпизодов не предвижу никаких существенных проблем. Каждый из них, конечно, отличается определенными сложностями, но наши бутафоры и декораторы умеют преодолевать такие препятствия. По поводу заключительной сцены возникают проблемы другого рода — но, опять же, они разрешимы. Мы воспользуемся реквизитами из нашей коллекции средневековых осадных сооружений. Это массивное, впечатляющее оборудование».
«Превосходно! — откликнулся Монкриф. — А теперь, как насчет гардероба?»
«Костюмы изготовят в соответствии с вашими указаниями. Если хотите, вы можете просмотреть мои альбомы. Думаю, что ассортимент окажется достаточно обширным».
Монкриф приятно провел полчаса, просматривая альбомы Скейма, и выбрал костюмы, показавшиеся ему оптимальными.
«Очень хорошо! — одобрил Скейм. — Заметно, что у вас наметанный глаз. Если завтра утром вы приведете ваших исполнительниц для примерки, костюмы будут готовы сразу после полудня».