«Здесь оживление. Цетлинша с Гринбергом собираются издавать журнал с участием лучших сил. Редакторами предполагаются Иваск, Пастухов и Глинка»[184].

Что это? И что Вы об этом думаете? Пастухова[185] я знаю. Это — пианист с литературными поползновениями, когда-то писавший стихи. Но кто Глинка?[186]

Видел (и завтракал с ним) А.А. Полякова[187], который не то что изменился, а как-то осел и притих (написал «осел» и вздохнул о старой орфографии: плохо выходит по новой!). Ратнер[188] пытался с ним встретиться, но тщетно.

До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, мой низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

44. М.А. АЛДАНОВ — Г В. АДАМОВИЧУ 13 октября 1952 г. Ницца 13 октября 1952

Дорогой Георгий Викторович.

Извините, что немного задержался с ответом на Ваше письмо от 7-го. Меня поразила по-настоящему внезапная кончина Тэффи[189], с которой мы были в тесной дружбе несколько десятилетий. Я вернулся из Италии после очень приятной поездки, в самом лучшем настроении духа — и нашел на столе краткое сообщение о том, что она скончалась.

О журнале Цетлиной — Гринберга я ничего не слышал, — узнал из Вашего письма и из письма Любови Александровны <Полонской>, которой Вы это сказали. Кто такой Глинка, мне тоже неизвестно, — вероятно, какой-нибудь литератор ди-пи. Пастухова я раз в жизни встретил в Нью-Йорке, с Иваском не встречался, кажется, никогда. Выбор редакторов действительно неожиданный, — если в журнале будут, как Вам пишет Яновский, участвовать «лучшие силы» (?), то и редакторов могли бы выбрать поизвестнее? Доказывает же появление нового журнала лишний раз то, что Цетлина, выставленная Карповичем из его издания, а другими из Литературного фонда и из «Надежды»[190], умирала от скуки и безделья[191]. «Дай Бог поболее журналов», — но не думаю, чтобы этот расплодил читателей и мог составить конкуренцию «Новому журналу»[192]. Желаю ему успеха.

Действительно, давно было бы Вам пора съездить в Италию, благо из Ниццы так близко и недорого. Вот для Вас еще основание скоро снова приехать в Ниццу (чего бы мне — и не мне одному — очень хотелось). Мы с Лялей [А.Я. Полонским] были в Венеции, Флоренции, Неаполе и на Капри. Я в Италии был раз десять, в Венецию до первой войны приезжал чуть ли не каждый год, но на Капри не был никогда. Не без труда разыскал тот дом, где жил Ленин, где была его школа пропагандистов[193] и откуда «все пошло». Остров необыкновенно красивый, но и необыкновенно мрачный (и скучный), — я написал Ивану Алексеевичу, что удивляюсь и Тиберию, и ему: как он мог там жить по несколько месяцев в год! В Неаполе Ляля мне сказал, что его знаменитая бухта не так красива, как Ниццская, и, по совести, я не уверен, что он неправ. Вдобавок с той поры, как я в последний раз в Неаполе был, Везувий «потух». Тогда он еще дымился и по вечерам сверкало пламя. По-моему, самый прекрасный город Италии — это Венеция, — у меня, очевидно, банальный вкус. На конгрессе[194] встретил там много писателей, познакомился с некоторыми английскими, — кого прежде не знал. Конгресс был скучноватый, да я и приехал только к его концу.

Пишете ли Вы уже эту книгу для Чеховского издательства?[195] Надеюсь, хоть начали? Мы оба шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

45. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 20 октября 1952 г. Манчестер

20/Х-52 c/o Mrs Davies 104, Ladybarn Road Manchester 14

Дорогой Марк Александрович

Очень рад был Вашему письму. Спасибо. Вы говорите, что ничего не знаете о предполагающемся в Нью-Йорке новом журнале. На днях я получил письмо от Вл. С. Варшавского, — и делаю из него цитату, не меняя ни слова. (Отчасти по соображениям корыстным, т. к. хочу просить у Вас совета и мнения.)

«Здесь затевается новый журнал, толстый, в 300 стр. Устроительница — М.С. Цетлина. Редакция — Р.Н. Гринберг, Иваск, Глинка и еще кто-то, не могу вспомнить имени. Гринберга и Иваска Вы знаете, а те двое — люди петербургского вида, поэты, музыканты, эстеты. Журнал будет литературный и художественный, чуть ли не “Числа”. Никакой злободневной политики. Публицистика только самая высокая, в виде essai. Вы приглашаетесь, значит, вот как раз место, где Вы можете писать “за жизнь”. (Это я писал как-то Варш<авско>му, что хотел бы лучше писать не критику, а “за жизнь”, как говорит один мой знакомый. Г.А.). Мне кажется, Вы должны согласиться. Гринберг сказал мне, что пошлет Вам официальное приглашение. Он очень этим журналом увлечен»[196].

Вот, дорогой Марк Александрович, разрешите обратиться к Вам за советом. Я никакого еще «приглашения» не получал, не знаю, получу ли.

С Гринбергом у меня отношения скорей натянутые (были когда-то хорошие) после того, как он года два тому назад в Париже, пригласив меня обедать, стал мне читать нотации за участие в «Русск<их> новостях»[197].

Но если получу — соглашаться или нет? Только, пожалуйста, не отвечайте мне формально и не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения. Мне некого, кроме Вас, спросить, и я Вам верю, как никому другому. На всякий случай даю Вам честное слово сохранить Ваш ответ в тайне.

Все дело, конечно, в Марье Самойловне. Я знаю, как она поступила по отношению к Вам и Ив<ану> Ал<ексееви>чу[198]. Считаете ли Вы, что журнал, ею издаваемый, — место неподходящее для Ваших и Ив<ана> Ал<ексееви>ча друзей?[199] Есть ли в согласии сотрудничать в таком журнале что-либо зазорное? Не скрою, что мне, конечно, хотелось бы сотрудничать, au moment[200], что в «Новом журнале» я не состою. Но стоит ли, надо ли?

Буду Вам крайне благодарен за ответ и еще раз обещаю твердо сохранить его в абсолютной тайне, если бы Вы этого желали.