Дней через восемь будем в Париже.

Т<атьяна> М<арковна> и я шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

57. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 19 февраля 1953 г. Париж 19 февраля 1953

Дорогой Георгий Викторович.

Ваше письмо сегодня получил — в Париже. Я здесь уже две недели и пробуду еще столько же. Т<атьяна> М<арковна> ни за что не хотела со мной сюда приехать: она удручена предстоящей нам в июне поездкой в Нью-Йорк (наша обратная виза в Америку в июне истекает, и она никуда до того ездить не хочет). Действительно, не может быть ничего глупее: тратить огромные для нас деньги только для того, чтобы побыть там месяца три и получить новую обратную визу! Мне тоже очень не хочется это делать, но иначе пришлось бы навсегда порвать с возможностью уехать в С<оединенные> Штаты.

Вреден до 28 февраля пробудет в Лондоне (Grosvenor House, Park Lane), а 1 марта приезжает в Париж, где я с ним 1 марта вечером и встречусь в Ройаль Монсо. Повидать его Вам не мешало бы, но не думаю, чтобы он мог Вам сказать что-либо в дополнение к тому, что Вам сообщило Чеховское издательство: Бунин и Зайцев, предложившие издательству новые книги, получили (разумеется, каждый отдельно, как они и писали) точно такой же ответ, что Вы: до мая Чеховское издательство никаких новых договоров подписывать не может (?). Иван Алексеевич, как Вы знаете, уже продал им три книги, Зайцев пока только «Древо жизни», но сносился с ними о биографии Чехова, которую он хочет написать, и они уже давно ответили, что «в принципе» очень рады (договора же, повторяю, с ним на нее еще не подписали). В Париже Вреден пробудет всего три дня. Если хотите, я с полной готовностью поговорю с ним о Вас. Вы знаете, как я хочу, чтобы Ваша книга была ими принята. Напишите мне об этом (я живу у сестры[255]). Но по опыту я знаю, что мои (да и не только мои) рекомендации у них большого успеха не имеют. Я очень им рекомендовал воспоминания покойной Тэффи, а недавно ее дочь Грабовская[256] написала мне, что получила от них отказ! Причины мне совершенно непонятны, — кажется, они их Грабовской и не указали[257].

Любовь Александровна <Полонская> просит передать Вам (как и Ляля <А.Я. Полонский>) самый сердечный привет и сообщить Вам, что она Вам не пишет, так как Вы, по Вашим собственным словам ей, писем не читаете (?).

Примите и мой самый сердечный привет. Когда Вы приезжаете? Будете ли скоро в Ницце?

Ив<ан> Алекс<еевич> чувствует себя не очень плохо.

58. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 21 февраля 1953 г. Манчестер

104, Ladybarn Road Manchester 14 21/II-53

Дорогой Марк Александрович

Спасибо за письмо. Конечно, я ничего не имею — и не могу иметь — против того, что бы Вы поговорили с Вреденом о моей книге, — если будет случай, если это Вам ни в малейшей степени не неприятно и т. д. По письму Т.Г. Терентьевой дело как будто бы улажено, но от дела, сделанного «в принципе», до подписанного контракта — есть расстояние. Мне не совсем ясно, почему контракты (по-видимому, все) не могут быть подписаны сейчас. Если сейчас нет денег, аванс может быть выслан позже. Но какая-то причина задержки есть.

Ваше письмо меня очень огорчило. Я собираюсь летом в Ниццу, и был уверен, что наши встречи в cafe Mozart продолжатся. А оказывается, Вы летом будете в Нью-Йорке! Мне правда это очень, очень жаль. Почему бы Вам не поехать раньше, а не в июне, — раз все равно ехать надо? Все говорят, что лето в Нью-Йорке — ад, а Вы как раз едете на самое жаркое время. Вы, конечно, сами об этом подумали, но я ищу доводов в пользу Вашего летнего пребывания в Ницце, хотя и знаю, что они напрасны.

Еще я хочу поделиться одним моим сомнением. Я сегодня послал в «Опыты» рукопись, озаглавленную «Комментарии»[258] — как Гринберг и просил. Но «Комментарии» пишет теперь Карпович[259]. Он, конечно, не обязан знать, что я этим названием пользовался еще 20 лет назад и что у меня есть на него некие «авторские права»[260]. Может выйти, что это в «пику» ему, тем более что и «Опыты» — отчасти в пику его журналу[261]. Название мне не хочется изменять, я его люблю и свыкся с ним. Что Вы об этом думаете? Между моими «Ком<ментария>ми» и карповичевскими нет ничего общего, но все-таки — что-то меня тут смущает. И, несомненно, 99 % читателей в Америке решат, что я название у Карповича украл.

Любовь Александровна <Полонская> взводит на меня напраслину. Действительно, я иногда письма не дочитываю (зная по опыту, что ничего не теряю), но написал я ей об этом только потому, что она сама об этом догадалась, и написал с заверениями, что к ней относиться это никак не может. Кстати, где же стихи Гизеллы Лахман?[262] Боюсь, что Л<юбовь> А<лександровна> решила, что я предпочитаю от них уклониться, а это совсем не так[263].

До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, самый сердечный поклон Любовь Александровне <Полонской> (malgre la[264] напраслина) и Ляле <А.Я. Полонскому>.

А когда будете писать, то кланяйтесь очень Татьяне Марковне.

Хочу с Вами поделиться словами Толстого о «Жизни Иисуса» Ренана, в письме к Страхову. Я только что их с восхищением прочел: «Это детская, пошлая и подлая шалость»[265]. До чего верно, и как сказано!

Спасибо заранее, если ответите о Карповиче, и за разговор с Вреденом.

Ваш Г. Адамович

59. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 12 марта 1953 г. Ницца 12 марта 1953

Дорогой Георгий Викторович.

Простите, что долго Вам не отвечал (хотя Ваше письмо было ответным): я задержался в Париже и только теперь, вернувшись в Ниццу, могу засесть за корреспонденцию, — там не было буквально ни одной свободной минуты.

Я обедал с Вреденом 1 марта, было очень весело (много выпили), но больше я его не видел. Он обещал на следующий день позвонить мне, обещал встретиться с Маклаковым, Буниным, записал их адреса и телефоны, но не позвонил ни им, ни мне. Очевидно, уехал еще раньше, чем думал. Я с ним говорил и о Вас, и еще о других писателях. Он, как всегда, был очень мил, сказал, что все сделает, но прибавил (я уже это знал и от Бунина, и от Зайцева), что новые договоры они начнут подписывать только с лета, когда будет вторая ассигновка. В том, что они эту ассигновку получат, Вреден нисколько не сомневается. Будем надеяться, что это так: исчезновение Чеховского издательства было бы настоящей катастрофой для всех нас, особенно же для Ивана Алексеевича, так как иначе (говорю конфиденциально) ему просто будет, и очень скоро, нечем жить. Как будто все меценатские возможности уже использованы, а новых иностранных переводов он не ждет. Я просто боюсь об этом думать.