Завтракал я в Париже и с Николаевским[266]. Я ему устно повторил то, что раньше писал. Я отклонил приглашение войти в их Координационный центр[267] и не могу по тем же причинам принять участие в газете Координационного центра[268]. Но так как мы с ним в очень хороших личных отношениях, то я счел возможным спросить его о Вас (и еще о двух писателях): как он и будущий редактор отнеслись бы к Вашему постоянному участию в этой газете. Заверил его (ведь это правда), что говорю от себя, что Вы меня на это никак не уполномочили. Он ответил, что не только не будет возражать, но всячески поддержит это предложение, так как высоко Вас ставит. Прибавил: «Правда, Адамович годами сотрудничал в “Русских новостях”, но для меня это препятствием не будет. Допускаю, что могут быть возражения со стороны Мельгунова». Однако и тогда за завтраком он мне сообщил, что Мельгунов редактором газеты не будет (его почти никто не хочет — это достоверно[269]), а может возражать разве только как председатель К<оординационного> центра. А когда я уезжал из Парижа, туда пришло известие, что Мельгунов из К<оординационного> центра вышел[270]. Это известие «официального подтверждения» не получило до сих пор. Я ему не очень верю. Во всяком случае, редактором будет не он. Теперь говорят больше всего о Зензинове, — с ним поладить легко. Или же будет редакционная коллегия, — не знаю, в каком составе.

Вреден поразил меня сообщением, будто моего романа «Живи как хочешь» уже продано 1500 экземпляров. Я ему не поверил, так как стоит мой роман чрезвычайно дорого и так как «Истоков» не за четыре месяца, а кажется, за три года продано всего 1100 экземпляров. Он меня заверил честным словом, что это так, и добавил, что некоторые другие книги, особенно Зощенко[271], продавались еще много лучше. Я этого просто не понимаю. Кто может покупать книги по подобным ценам? Боюсь, что в конце концов все эти тиражи окажутся недоразумением, — не могу лишь понять, в чем оно заключается.

Т<атьяна> М<арковна> и я шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

60. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 15 марта 1953 г. Манчестер

Manchester 14 104, Ladybarn Road 15/III-1953

Дорогой Марк Александрович

Я получил Ваше письмо из Ниццы и хочу сказать Вам, что я чрезвычайно тронут Вашим желанием наладить какие-то мои отношения с будущей газетой. Тронут потому, что Вы, конечно, думаете при этом обо мне, а не о газете. Но едва ли из этого что-нибудь выйдет! Я не хочу перед Вами «ломать комедию» и уверять, что у меня есть сомнения в позволительности участвовать в таком издании. Aprestout[272] (и во французском, и в русском смысле — т. е. после всего, что было) мне все равно, а распространяться, почему, как и отчего все равно — не стоит. Я прекрасно понимаю, что Вы туда не идете. Как сложится будущее — неизвестно, и испортить себе биографию участием в таком предприятии можно еще успешнее, чем писанием в «Русск<их> новостях». Но я на биографию не рассчитываю и скажу еще раз: мне все равно. Может быть, это позорно и постыдно, но я не могу заставить себя чувствовать иначе. Однако другим не «все равно». Мельгунову, наверно, не «все равно», а м. б., и другим. Никаких demarche'ей я делать не склонен и не буду, да и их (т. е. Мельгунова и его друзей) сомнения о том, не осквернятся ли они, приглашая «большевика» или хотя бы «экс-больш<евика>», мне противны. М. б., они по-своему правы, как политики. Но… а впрочем, и об этом не стоит писать, долго и скучно. Я почти уверен, что из Ваших добрых желаний ничего не получится, но за самое желание — искренно благодарю[273]. Уверен, что Вы мне возразили бы, что никаких demarches с моей стороны и не ожидается. Да, но есть что-то ложное и в этой боязни их сделать, и в осторожности со стороны puissance invitantе…[274]

Спасибо и за сведения о Чех<овском> изд<ательст>ве. Что же, будем ждать и надеяться! Уверенность Вредена в получении ассигновки была бы залогом верным, если бы были другие времена. А теперь возможны всякие «новые веяния» и всякие повороты. Очень рад, что Ваш роман так хорошо идет. Он, по-моему, менее занимателен, чем некоторые прежние Ваши романы, и то, что это не препятствует его успеху, делает честь читателям. Есть где-то у Метерлинка очень замечательная страница о занимательности и о том, что ему скучно именно то, что прельщает других[275]. Но я не думал, что сейчас у нас столько Метерлинков, мне, наоборот, казалось, что «Живи как хоч<ешь>» может оказаться всяким новым ди-пи «не по зубам».

До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, мой низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

61. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 8 июня 1953 г. Нью-Йорк 8 июня 1953

Дорогой Георгий Викторович.

Только что получил Ваше письмо[276]. Спасибо. Мы оба тоже очень жалели, что не повидали Вас перед отъездом.

Одновременно с Вашим письмом пришло из Ниццы письмо от Анны Григорьевны, моей тещи. Она сообщает, что в Сиота в больнице скончался наш бедный Сергей Александрович Мако, прилагает теплый некролог из «Нис-Матэн»[277]. Я знал, что ему жить недолго, но это для меня все-таки тяжелый удар, — я очень его любил, мы годами встречались в кофейнях раза три в неделю. Знаю, что и Вы будете огорчены. Если б Вы как-либо могли способствовать помещению в парижских газетах заметок о нем, это было бы прекрасно, но ведь едва ли Вы можете это сделать? Некролог «Нис-Матэн» я сегодня же послал в Нью-Йорк Лит<ературному> фонду с просьбой о помощи семье.

У меня было тоже впечатление, что Л.Ф. [Зуров] болен[278], но признаюсь, мне не приходило в голову, что это может быть опасно для И.А. [Бунина]. Боюсь, что Ваши опасения основательны. Но просто не знаю, что же можно сделать?

О статье Ив<ана> Ал<ексеевича>[279] я чрезвычайно сожалел и так ему и сказал. Был ли уже ответ «Р<усской> мысли» и какой?

Т<атьяна> М<арковна> и все здесь шлют Вам самый сердечный привет. Надеемся скоро вернуться. Не забывайте.

62. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 21 сентября 1953 г. Париж

53, rue de Ponthieu, Paris 8e (до 28-го)

После: The University of Manchester Russian Department Manchester 21 сент<ября> 1953

Дорогой Марк Александрович

Надеюсь, что письмо мое еще застанет Вас в Нью-Йорке. У меня есть к Вам маленькая просьба, но — спешу сказать — не связанная ни с какими хлопотами или demarche'ами.

Вы, вероятно, помните, что я нахожусь в каких-то смутных переговорах с Чех<овским> изд<ательст>вом. Около года тому назад (в ноябре) я послал им, по срочному требованию Т.Г. Терентьевой, две главы из предполагаемой книги о литературе в эмиграции. В январе получил одобрительный отзыв и обещание прислать контракт в мае. С тех пор — ни слова, ни с моей стороны, ни с их.

Я им писать не хочу. По-моему, это — скорей их дело.

Летом Яновский мне конфиденциально сообщил, что «Вреден колеблется между Вами (т. е. мной) и Слонимом»[280]. Это — его право, пусть колеблется и решает.

Но я хотел бы знать, a quoi mon tenir[281], и хочу Вас спросить, дорогой Марк Александрович, какое Ваше мнение об этом. Вы, вероятно, осведомлены и о будущности Чех<овского> изд<ательст>ва, и о их планах. Повторяю, что ни о чем другом, кроме Вашего личного суждения, я не прошу. Я уезжаю через неделю в Манчестер, и мне хотелось бы знать, надо ли о книге думать — или не стоит. Конечно, за истекший год я мог бы представить изд<ательст>ву не 25–30 страниц текста, а по крайней мере половину книги. Но они об этом не просили, и я не хотел работать впустую.