Шрифт:
– Мирра??!!! Не надо, - Инариэль все понял сразу, он протягивает ко мне руку, в фиалковых глазах застывает мольба.
– Прости меня, Инариэль! Я не могла по-другому. Прощайте, друзья.
Они исчезают в зеленом сиянии. Я даже не знаю, слышали ли они меня. Но разве это важно? Важно, что теперь они в безопасности. Хочется упасть. Но вместо этого я улыбаюсь. Я винила Калена, в том, что он выбрал долг... А ведь сама я сделала то же самое, я сделала то, что была должна сделать, вопреки желанию моих друзей. Как мы с тобой похожи, мой любимый... как жаль, что ты так никогда и не увидишь меня в том платье.
– Отличная сценка, - раздается низкий голос у меня за спиной.
– Ты их все-таки спасла...
Я хочу повернуться, чтобы встретить свою судьбу лицом к лицу, но не успеваю... Острая боль пронзает висок. И без того мрачные очертания церквушки, меркнут окончательно. Меня окутывает тьма.
Лагерь.
Стук в дверь разбудил Кару среди ночи.
– Что надо?
– Командор кричит, Ищущая, ему совсем худо. С мечом кидается на всех, кто пытается войти.
– Сейчас приду.
Кара сбрасывает одеяло и быстро натягивает штаны. Уже на ходу запахивая меховую накидку, перед выходом она захватывает меч, вдруг пригодится, и спешит на шум. Возле домика, в котором поселили командора после прибытия очередных беженцев, стоит человек десять. Внутри буянит Кален. Боль с каждым днем становится сильнее, он уже не может себя контролировать. Особенно ночью, когда тело привыкло получать облегчение от очередной дозы обата. Сейчас он опасен даже для себя, не говоря уже о случайных встречных. Пока ей удавалось его успокаивать, боль снимали целебными настойками, но с каждым днем их действие уменьшается. Сколько же он уже мучается три-четыре недели? А сколько он еще продержится? Он не может есть, не может заниматься тренировками солдат, часто он не может даже открыть глаза. Пока никаких серьезных дел нет, она или Вейт вполне могут его заменить, но вот если придется сражаться, солдаты предпочтут видеть в строю своего командора, а не ее, не Вейта. Что тогда делать? Как же это все выматывает.
– Разойтись, - командует Кара зевакам.
Не нужны свидетели. Для солдат он должен оставаться все тем же стальным человеком, каким они всегда его видели. Она подходит к двери.
– Кален, это я, Кара, я вхожу, попытайся меня не убить!
В ответ только звериный рык. Она открывает дверь. При слабом свете свечи она видит Калена, он стоит посреди комнаты. В руках его меч, не его двуручный, а обычная легкая сабля. Он смотрит на Кару совершенно безумными глазами.
– Кара, я больше не могу. Легче умереть, чем терпеть эту боль, Кара. Умоляю, верни мне обат.
– он не говорит, он кричит, видимо пытаясь, перекричать свою боль.
Она медленно подходит к нему, стараясь не попасть в зону поражения меча.
– Кален, будь хорошим мальчиком, отдай мне саблю. И мы поговорим, я обещаю.
– Нет, Кара ты опять меня обманешь, как в прошлый раз!
– Я не обманывала тебя, Кален, мы же поговорили тогда.
– Кара, эта боль... ты не можешь понять... меня рвут на куски тысячами крюков, нет такого места на моем теле, которое бы сейчас не рвали... Ты понимаешь? Меня одновременно поливают огнем из горнила и замораживают снежным вихрем... Нет, Кара, ты не можешь этого понять...
Воспользовавшись моментом, Кара быстрым выпадом своего меча обезоружила командора.
– Все, Кален, успокойся. Давай-ка присядем.
Она усадила его на кровать. Села рядом. Взяла его за руку.
– А теперь, дорогой, расскажи мне все. Поделись. Тебе станет легче, милый.
– Кара...
– он не может сидеть, не может говорить, он срывается на крик.
– Я слышу их всех, всех, Кара, всех до единого... Каждого моего собрата, которого убивали на моих глазах, тогда в круге, когда весь круг захватили одержимые и маги крови, тогда я остался единственным выжившим, из тех, кто попытался помочь им, помочь им справиться. Ты знаешь, Кара, я помню каждое прикосновение к той решетке, за которую я хватался, когда они кричали. Кара, я помню их всех, их имена, их болтовню в столовой за обедом, я помню каждый момент, каждого дня, я помню все, Кара. Обат... это зелье помогает забывать, Кара, помогает ... забыть... все... это... не вспоминать...
– Кален, мы знали, что будет сложно. И ты сам принимал решение. Кален, это должно скоро пройти.
– Кара... Карррра, ты не слышишь меня... я вижу их. Каждого из них, всех кто погибал рядом со мной, всех кого я убивал, всех, Карра... я помню каждый взмах моего меча, который лишал кого-то жизни или наносил увечья, я помню все их предсмертные вопли и проклятия... Кара, когда я соглашался на это я не мог себе представить, сколько всего мне помогает не помнить это зелье. Я не мог себе этого представить, Кара. И еще мне холодно... такое ощущение, что меня морозят изнутри, даже когда я обливаюсь потом, Кара, я мерзну... Я не могу больше этого терпеть...
Она гладит его по руке, усаживает опять рядом с собой.
– Кален, вспомни, ради чего ты пошел на это. Вспомни ее. Вспоминай о ней каждый раз, когда тебе становится хуже, думай о ней постоянно, представляй, как вы будете счастливы вместе, - слова застревают у нее в глотке, она не может уговаривать его вспоминать о другой.
– Кара, она далеко, я даже не знаю... примет ли она мою жертву, будет ли этого достаточно. Энель ничего мне не говорит, ни о том где они, что они делают... Да и вообще, к демонам все, если бы я был нужен ей, разве она ушла бы вот так? Кара, скажи мне... ты бы ушла?
– Я? Кален, я ... Я всегда буду рядом с тобой, я буду поддерживать тебя, ты всегда можешь рассчитывать на меня...
– Не заговаривай мне зубы, Кара. Я знаю, давно знаю, что ты любишь меня!! Я всегда это знал, Кара. И я всегда боялся причинить тебе боль, я и так много кому причинял боль, я не хотел, чтобы ты тоже страдала... Но ты все равно страдала, только не потому, что я ответил на твои чувства, а потому, что не отвечал... Я всегда оставался глух к твоим ... чувствам и от этого ты страдала. Так скажи мне, Кара, ты, которая любит меня.. ты бы ушла, если бы я просил тебя об этом?