Тем не менее я продолжал телесное существование в вещественном мире. Как продолжал его хромой и кривой монастырский повар, ставший моим первым собеседником послё того, как я помылся и надел выданное мне чистое платье, в котором полагалось забыть прошлое и стать новым человеком.

Повар сидел в кухне, навалившись на стол своими толстыми руками, тогда как новиции драили пол, оттирали золой котлы и разводили огонь перед вечерней трапезой. В помещении царила приятная прохлада. И вдруг повар обратился ко мне:

— Раньше тебя что-то не было видно, парень!

— Я только прибыл.

— Ну-ну, — молитвенно сложив руки, протянул он. — Посмотрим, надолго ли ты у нас задержишься.

Я обомлел от изумления:

— Навсегда!

— Поначалу все так говорят. Да ведь тутошняя жизнь не сахар. — Он покосился левым глазом на просторную трапезную, куда нас, новициев, пока не допускали. — Ну-ка прислушайся, — велел он. Я навострил уши и услыхал вдали знакомый голос. Иоанн! Неужто и он здесь? Неужто он перебрался из родительского дома именно сюда?

Если честно, я не столько удивился, сколько испугался.

— И кто ж это читает? — осведомился я.

— Иоанн из Тивериады. Не знаешь? Он у нас самый уважаемый. Настоящий Мессия!

Старик с ухмылкой наклонился поближе ко мне:

— Не за горами день, когда Иоанн возглавит обитель.

— И давно он здесь?

— Всего три года. Просто для некоторых и это срок. А ты, оказывается, его не знаешь. Он рано потерял родителей. Слышал бы ты, как он клеймит здешних нечестивцев.

— Нечестивцы?.. Здесь?!

Старик хихикнул и, заколыхавшись всем телом, расплылся в беззубой улыбке. Потом снова зашептал, уже со страхом — прямо-таки с ужасом — в глазах:

— Да я и сам нечестивец. Спасибо, хоть не выкидывают на улицу. Я одержим бесом.

Он ткнул себя в грудь:

— В меня вселился Мастема. У него на руках по восемь пальцев. И смердит от него несусветно. И он гоняет меня ночами к морю…

— Зачем?

— Кончай тарабарить, старик, — повернулся к нам от плиты новиций. Он улыбнулся мне и, не выпуская из рук начищенный до блеска бронзовый котел, продолжил: — Наш повар заводит эти разговоры с каждым новым человеком. Ему, вишь ли, охота поплакаться.

— Ну и пусть, — сказал я. — Зачем он тебя гоняет к морю?

— Он меня преследует. Говорит, я должен, должен, должен…

Старик еще несколько раз повторил это слово и опять содрогнулся.

— Спасибо, не выкидывают из монастыря. По восемь пальцев…

— Ты несешь этот крест за других, приятель, — сказал я.

— Не мели чепухи. Я дурной человек. Дурной, дурной, дурной…

— Может, никакого Мастемы и нет. А может, без сынов тьмы не было бы света. И еще: разве бывают совсем безгрешные?

Старик поднялся из-за стола, взгляд его пылал гневом.

— Ты злословишь, парень. Хулишь святых из наших келий.

И он был прав! Проведя в монастыре всего несколько часов, я уже громогласно подвергал сомнению всех и вся — даже беспорочность и единство, в которые сам искренне верил. А жертва бесов защищала передо мной свою одержимость.

— Не иначе как эти святые приходят к тебе выспрашивать про Мастему?

Он кивнул.

— Хотят убедиться, что Мастема еще сидит в тебе? Ведь что будет, если он выпустит тебя из своих когтей и вселится в кого-нибудь другого?.. А он и впрямь существует?

Старик снова закивал, раскачиваясь всем телом и выпучив косые глаза. Новиций меж тем подошел ближе и восхищенно уставился на меня.

— Спроси кого хочешь, все ночью просыпались. Нельзя же не слышать, как я ору благим матом, когда он швыряет меня об стенку восьмипалыми руками. И вонища от него идет несусветная.

Повар закрыл лицо руками.

— И никто тебе не поможет? Даже этот… как его… Иоанн?

Я затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово про Иоанна. Каким он стал человеком? Сильным или слабым? Я подозревал, что Иоанн обладает здесь изрядным влиянием. Не зря старик назвал его уважаемым…

— Когда объявится Мессия, Мастеме придет гибель!

— Во-во, — подхватил новиций. — А мне больше не надо будет чистить котлы.

И доверительно прибавил:

— Грядут решительные перемены. По всей стране запасают оружие. Уже создали сотенные и тысячные отряды.

И указал на внутренние дворы обители:

— Тут у нас тоже кое-что происходит. Всякое тайное.

— Значит, Иоанн станет?..

— Иди домывать котлы! — велел повар, жестом отсылая новиция прочь.

Когда я однажды вышел на заре (утро было ясное, над красноватыми горами по ту сторону моря всходило солнце, рассеивалась ночная дымка, и пчелы, вылетев из ульев, плели золотую паутину вкруг собравшихся у стен монастыря Многих [6] ), я наконец-то не только услышал, но и увидел его.