Я лежала на его животе, барабаня пальцами по твердокаменному прессу. Спросить о терапевте?

Я рискнула.

— Ну, и как прошел сеанс терапии?

— Прекрасно. Я поговорил с доктором, — в любом случае, Райан почувствовал себя более комфортно, заговорив об этом.

— Что-то случилось, что заставило тебя записаться к нему на прием в тот день?

— Ну, у меня был разговор с бывшей женой тем утром. Он… прошел нехорошо.

Мягко говоря.

— Расскажешь?

— Ну, ей все еще что-то нужно от меня, хотя при разводе все было поделено.

Никакого упоминания о шантаже и угрозах обнародовать… что-то.

Всему свое время.

Я полежала молча. Было трудно бороться с любопытством. Я хотела, чтобы он понял, что мне не все равно, но не хотела давить. Я была очень осторожна с вопросами.

— А что нужно твоей жене?

— Новый «Феррари», самолет, что-нибудь такое.

Звучит как шутка, но я-то знала, что это не так.

— Как долго вы были женаты?

— Два года.

Теперь я сгорала от любопытства. Почему они разошлись всего через два года? Почему он женился на ней, если, по всей видимости, не любил ее (он сказал, что не чувствовал к ней ничего подобного тому, что чувствует ко мне. Притом, что он знает меня менее двух недель, разве это не многое говорит о его браке?) И в особенности, какую информацию она использует, чтобы шантажировать Райана?

Всему свое время.

Но он сам кое-что рассказал.

— Я женился на ней, потому что она была беременна.

Я подумала о детской комнате. Подходящее время, чтобы рассказать мне о своем ребенке. Однако то, что я услышала, шокировало меня.

— Так у тебя есть ребенок?

Лицо Райана потемнело.

— Нет, — сказал он еле слышно. — Моего ребенка больше нет.

Я зажмурилась, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

— О. Прости меня. Что случилось?

Я подумала о детской комнате, о том, что в ней все так совершенно. В ней ничего не было изменено. Я вдруг ощутила печаль при мысли о том, что он наверняка любил свою дочку так сильно. Свидетельством этой любви была нетронутая комната. Я сейчас понимала, что Райан не показывал ее мне просто потому, что был не готов говорить о дочери.

— Миа родилась здоровой. Она умерла в возрасте шести месяцев. Синдром внезапной детской смерти.

Это было все, что он сказал. И по языку тела я поняла, что это все, что он хотел об этом сказать.

— О. Мне так жаль… — что еще я могла сказать?

— Да, это способствовало разрыву. Алексис так и не оправилась после этого, и наш брак, который и в начале был не особенно крепок, начал разваливаться. Однажды я застал ее в постели с Полом, своим водителем. Я вернулся тогда с работы пораньше, хотел порадовать ее путешествием в Италию. У меня был целый план — повязка на глаза, лимузин до моего личного самолета. Мне хотелось подбодрить ее. Это был удар в спину, мягко говоря.

Я знаю, он смущен словами о своем личном самолете. Райану нужно чувствовать себя более комфортно при разговорах о своем богатстве.

— Да уж, — а здесь что еще можно сказать?

— Да. Я вышвырнул ее вон. Пока мы разводились, я смог оценить объемы грязи, вылитые ею на меня.

— Ничего себе.

Давай, расскажи мне о том, что происходит.

Но он оставил все как есть.

— Да. Эй, послушай, уже совсем поздно. Шоу начинается в семь, нам нужно еще найти хорошие места.

— Конечно.

Я была разочарована, но понимала, что постепенно он будет готов к тому, чтобы рассказать о шантаже. Я осознала, что мне правда не все равно, что происходит, и что я хочу узнать об этом несмотря на то, что уже частично узнала.

Мы направились ко входу в театр. Был уже закат, и цикады звенели в деревьях. Эти насекомые всегда так шумят, но я никогда не видела ни одного. Наверняка их было там несколько миллионов, судя по звуку. Смешно — несмотря на то, что цикады раздражали меня своим стрекотом, я скучала по ним, когда бывала в других городах, где их не было. Я подумала о своем путешествии в Сан-Франциско, по моему мнению, самый волшебный город в мире. Но стоял август, фейерверков не было, цикады молчали, и это заставило меня грустить.

Мы решили не раскладывать кресла, расположившись прямо на газоне, расстелив мое индейское одеяло. Слава Богу, в парке была разрешена выпивка. Мы наполнили пластиковые стаканчики вином и пили его, в то время как наши собаки, утомленные бегом за мячами и фрисби, улеглись рядом. Парк наполнился людьми, шоу было бесплатным. Я старалась посещать такие вечера каждый год.

Когда опустилась ночь, мне стало труднее следить за действием. «Двенадцатая ночь» была произведением, которое я изучала в колледже, но мне всегда было тяжело понять Шекспира. Я изучала «Гамлета» на курсах по творчеству Шекспира в колледже. Я читала эту трагедию, критические статьи о ней и даже посмотрела на удивление хорошую экранизацию Мэла Гибсона. Но мне не хватало решимости для «Двенадцатой ночи», и я чувствовала себя немного растерянно.